Но нет. Это было бы просто глупо. Мальчик на цыпочках подбежал к двери, подергал за ручку. Увы! Позвонить? Тогда придется во всем сознаться. Какой стыд! Остаться до утра на площадке перед входом и попытаться незаметно проскользнуть в дом, когда откроют двери? Провести на улице всю ночь? Так можно и воспаление легких подхватить. Ну нет! «Глупец! Тупица! Кретин!» Но напрасно Франсуа себя ругал, это ничем помочь не могло.
Он ходил вокруг дома, осторожно ступая по гравию, который колол его босые ноги. Дверь кухни тоже была заперта, и все ставни тщательно закрыты. Он вернулся к главному входу в дом, сел на верхнюю ступеньку и стал размышлять. Что же предпринять?
«Без Козыря! Старик! Настало время действовать!» Франсуа чувствовал себя виноватым. Как объяснить свое поведение? Может, сказать, что он иногда подвержен лунатизму? Нет, это будет смешно. Чтобы хоть немного согреться, мальчик начал растирать себе ноги, руки и бока.
Что за нелепая идея следить за мисс Мэри? Давно бы уже спал в своей теплой постели.
Одно окно в доме было открыто. Да ведь это его окно! Вот это да! Значит, не все потеряно.
Он отошел подальше, чтобы лучше видеть фасад. Водосточной трубы около окна не было. Выступов в стене тоже. Но по стене неровно вился плющ. И если он достаточно прочный…
Франсуа раздвинул листву и потрогал узловатые ветви. Прекрасно! Подняться надо всего на три-четыре метра. Он повис на одной ветви, попробовал, выдержит ли она его вес. Все должно получиться. Но вот только листва сильно шуршит.
СУМАСШЕДШАЯ ПРОДЕЛКА
Его руки довольно легко находили узлы, за которые можно было ухватиться. Они ощупывали ветки, камни, из которых были сложены стены, и как будто спрашивали: «Можно ли двигаться дальше?» А вот ноги слушались плохо. Они соскальзывали, задевали листву и то и дело обрывались в пустоту. Тогда Франсуа чувствовал вес своего тела. Оно тянуло его вниз. Мальчик очень замерз. Плющ был мокрый, пижама прилипала к телу и стесняла движения. Он задыхался.
Край окна был еще далеко. Франсуа на секунду остановился, зацепившись за стену пальцами рук и ног. У него пересохло в горле. Он убеждал себя: «Я могу… я могу…», но силы были на исходе. Однако он все-таки снова медленно и тяжело начал взбираться вверх. По мере того как он поднимался, ветви плюща становились все тоньше. Они были скользкие и узловатые. Приходилось искать справа и слева более крепкие ветви и двигаться зигзагом. Земля была уже далеко, и опасность упасть возрастала. К счастью, второй этаж был сложен из шишковатого и пористого песчаника, за который цепляться было легче, чем за гладкие стены первого этажа. Осторожно приподняв голову, чтобы не потерять равновесие, Франсуа прикинул расстояние до окна. Он понял, что выползает прямо под подоконник, что усложняло его положение. Он не сможет перебраться через широкий выступ.
Неужели надо начинать сначала? Нет. Это слишком тяжело. Тем более он не Тарзан. Единственным выходом оставалось обогнуть окно, а потом суметь изогнуться так, чтобы поставить ноги на подоконник. Но очень скоро Франсуа понял, что это слишком большой риск. И тогда, распластавшись по стене, с раздвинутыми в стороны ногами и руками, он на какое-то мгновение замер. Ему не удавалось подтянуть левую ногу. Она его не слушалась. Его переполнило чувство гнева, беспомощности и страха, и на глазах у него выступили слезы. Наконец ему удалось оторвать тело от стены и подтянуть его к левой ноге. За эти секунды он пережил странное ощущение, что его конечности не зависят от него. Их придется уговаривать. Правая рука, например, сама уходила под листву, щупала ветки, останавливалась. Франсуа ее убеждал: «Ну, вперед! Еще дальше! Я держусь…» Но рука вела себя неуверенно. Она то выпускала уступ или ствол плюща, то снова за него цеплялась. Правая нога онемела. По ней вдруг пробежала резкая судорога, и Франсуа ободрал кожу о мокрый шершавый камень.
Франсуа подбадривал себя, ругал и умолял. И наконец ему удалось доползти до окна. Последний рывок! Пальцами он цепляется за перекладину окна и бросает свое тело в комнату. Перед глазами все пошло кругами, кровь бросилась в голову. Неужели все позади?
В памяти почему-то всплыли слова госпожи Хамфри: «Во времена моей молодости люди были лучше воспитаны». Франсуа принялся хохотать. С этим хохотом из него выходил пережитый страх. Он уже иначе смотрел на все происшедшее и считал его обычным злоключением.
А ведь она права, славная госпожа Хамфри. Действительно, только плохо воспитанные люди возвращаются к себе домой через окно!
Он поднялся и, прихрамывая, пошел к изголовью кровати, чтобы зажечь лампу. Стал рассматривать царапины и ссадины на теле. К счастью, ничего серьезного не было. Легкий порез на пальце правой ноги, ссадина на левой руке. Он растерся полотенцем, сменил пижаму и лег спать. Как хорошо лежать в теплой постели! Но, увы, если он надеялся быстро уснуть, то ошибся. Он очень устал, и усталость придавала его мыслям почти болезненную обостренность.
Конечно, его прежде всего беспокоило, почему это вдруг мисс Мэри встречается с кем-то ночью? И почему отдала ему чемодан? Что было в этом чемодане? Есть ли связь между этой встречей и кражей? А что, если в чемодане как раз и находились украденные предметы? Во-первых, это был даже и не чемодан, а, скорее, плоский чемоданчик ненамного больше кейса. Слон, мраморная рука, кинжал и пистолеты там могли прекрасно разместиться. Но тогда…
«Итак, Без Козыря, дорогой старик, — думал Франсуа, — надо расследовать до конца. Если твои подозрения верны, то тогда ясно, что ограбление предыдущей ночью было просто имитацией».
Нет, все-таки это ерунда. И однако… Эта молодая женщина первой подняла тревогу. По ее словам, она услышада шум. Спрашивается, зачем же ей надо было вырезать кусок стекла? «Сделано довольно неумело», — сказал инспектор. Тот, кто вырезал стекло, явно очень спешил. Мисс Мэри могла знать, что она не многим рискует, так как именно она занимала комнату над салоном. Никто другой, кроме нее, и не мог услышать шум. Эта догадка, кажется, начинает походить на правду. Мисс Мэри вырезает стекло, чтобы создать впечатление, что грабитель пришел извне; уносит из салона предметы и прячет их у себя. А потом поднимает тревогу. Мальчики думают, что вор еще в салоне. Им кажется, что они даже слышат какой-то шум. Но на самом деле это хлопает ставня. Кстати, почему Морриссон вдруг засомневался в их показаниях?
Франсуа сбросил с себя простыню и пошел выпить воды. Но эж> ему не помогло. Лихорадочные мысли не отступали. Вывод напрашивался ужасный: мисс Мэри была сообщницей! Но в каком деле? Участвовать в краже красной папки она не могла, документы были унесены из дома, когда она находилась еще у себя. Боб ведь разговаривал с ней по телефону. А вещи, которые она передала незнакомцу, и так ей уже почти принадлежали. Вскоре она должна была выйти замуж за господина Скиннера. Наконец, если незнакомец был именно тем человеком, который ранил инженера, то, значит, мисс Мэри была с ним заодно? Бред какой-то!
Но когда мысль бредовая, случается, что она, как кошмар, постепенно овладевает человеком. Так произошло и с Франсуа. Он вертел эту версию и так, и эдак, и чем дальше, тем правдоподобнее она ему казалась. Он понял, что нащупал важную деталь, но все-таки еще продолжал себя спрашивать, не ошибается ли. Правда и ложь перемешались. Неужели мисс Мэри виновна? Или ее вины нет? Почему она плакала? Этот человек ее шантажировал? Может быть, он угрожал ей каким-то позорным разоблачением? Но в этом случае от нее требовали бы денег, а не слона и не мраморную руку. Так, путаясь в невероятных подозрениях, Франсуа, наконец, заснул.
