немаленьком, как ясно, кладбище не с руки. Трудно даже прочесть имена усопших на табличках. Я пригляделся к ближайшей плите и – почувствовал, как останавливается сердце.
«Минцлова Анна Рудольфовна. 1865–1942», – было там написано.
* * *
До этого момента я воспринимал всё происходящее не то чтобы отвлеченно, но всё же как бы со стороны. А тут меня так проняло, что я не помню, как и выскочил за ворота кладбища, и как оказался на дальнем перекрестке, где дежурили полицейские. Завидев их, я немного пришел в себя. Мне захотелось, чтобы они меня задержали и отвезли в участок, потому что никаких такси на этой длинной окраинной улице, похоже, не предвиделось. Надежда на защиту полиции была, конечно, наивной, ибо она ничего не могла противопоставить той силе, что больше ста лет назад перенесла сюда Минцлову из Питера. Но нашему человеку свойственно уповать в опасности на людей в форме, вообще на государство, а государству, как правило, всё это фиолетово. Нарочито замедлив шаг, мрачно насупив брови (или так мне казалось), я пошел на полицейских. Но они лишь безразлично посмотрели в мою сторону и отвернулись. Я лихорадочно размышлял, под каким же поводом к ним обратиться, и не нашел ничего лучшего:
– Простите, вы не подскажете, где бы я мог взять такси? Я человек приезжий, не знаю.
Мент армянистого вида оживился:
– А такое такси вас устроит? – указал он на служебный «жигуль» жовто-блакитного цвета. – Вам куда?
– Отель «Аквариум».
– «Аквариум»? Триста рублей. Пойдет?
– Пойдет.
– С мигалкой поедете, уважаемый, как олигарх! Вован, – повернулся он к одному из полицейских, – это тот «Аквариум», где пропавшие делегаты должны были жить. Поехали, человека подвезем, заодно и попатрулируем.
Двум другим ментам было предложено остаться дежурить. Те что-то проворчали в ответ, но возражать не стали.
Я сел на предложенное мне заднее сиденье «жигуля». Ну, ладно, пусть такое «такси», даже как-то спокойней. Дороже на сто рублей, чем в среднем по Южноморску, зато с мигалкой, под госохраной. Я сохранил способность размышлять на привычный, бытовой лад, хотя внутри меня плескалось смятение, как вино в до краев налитом стакане. Значит, оккультистка Анна Минцлова вовсе не исчезла в 1910 году, а материализовалась в этом «городе переселения душ»? Или исчезновение в одном месте и появление здесь – синонимы? Как это сказала Лилу? Место встречи попавших в болото? Ладно, допустим, а если кто-то исчезает именно здесь, как этрускологи, то где он появляется? И появляется ли вообще? В эти вопросы стучался еще один: как эта Ольга узнала про рассказ отца Константина о Минцловой? Ведь он просто физически не успел бы ей о нем сообщить. Но, может быть, ей и не надо ничего сообщать, она и так всё знает, будучи существом не материальным, а одним из «духов болота», по ее же выражению?
Мы ехали назад по знакомой уже дороге. За рулем сидел скуластый, с оттопыренными ушами сержант Вован. Он повернулся ко мне:
– А вы сами живете в «Аквариуме»?
– Да.
– Про историю с учеными знаете?
– Слышал.
– И что слышали? – Вован явно был больше похож на полицейского, чем его сосед, которого интересовали только мои триста рублей.
– Они исчезли.
– Все?
– Нет, не все, один здесь.
– Где здесь?
– Ну, здесь, сзади вас.
От неожиданности он даже затормозил. Теперь они оба уставились на меня. Я не хотел произвести на них никакого эффекта, невольно получилось.
– А… что вы тут делаете?
– Ничего. Иду с кладбища.
В темном салоне это прозвучало зловеще. Я увидел, что им стало не по себе – словно детям, слушающим в потемках «ужастики».
– Почему же с кладбища? – пролепетал тот, что предложил мне услуги «такси». – Ведь скоро ночь!
– Ладно, ладно, – постарался улыбнуться я. – Расслабьтесь, с покойниками я там не встречался. Одна ваша местная дура привезла меня туда и бросила.
– Какая еще дура? Путана, что ли?
– Возможно. Я не спрашивал. Она хотела мне показать там что-то, я вышел из машины, а она развернулась и уехала.
– Деньги вы ей давали?
– Нет, она не просила.
– А что она вам хотела показать?
– Откуда я знаю – она же уехала.
– А кто она вообще? Как вы с ней познакомились?
– Секретарша ректора университета. Я был у нее по вопросам сорвавшейся конференции.
Теперь менты смотрели друг на друга: они явно не знали, что со мной делать.
– Сообщим, что один нашелся? – спросил, наконец, Армянистый у Вована.
– А он терялся? Братан, ты чего-то не догоняешь. Мы же знаем, что один из них заселился в гостиницу. Этот, как его… Оленев. Вы Оленев?
– Я Лосев.
– Можно ваши документики?
– Пожалуйста.
Они включили свет в салоне и изучили паспорт.
– Вроде всё в порядке, – сказал Вован, возвращая документ. – А вас, вообще, допрашивали в связи с происшествием?
– Допрашивали, но не из вашего ведомства.
– А, понятно, смежники, значит. И они разрешили вам ходить одному по городу?
– Не запрещали.
– Те еще следаки! Вам бы лучше сидеть в гостинице, гражданин Лосев. А то и вы куда-нибудь, не ровен час, исчезнете. Ну, чего, – повернулся он к напарнику, – в «Аквариум»?
– Поехали. Только про триста рублей я вам не говорил, а вы не слышали.
– Ладно.
Всю последующую дорогу мы молчали. Менты, как мне показалось, испытали явное облегчение, когда их покинул у «Аквариума».
В здании отеля был ярко освещен только вход и стеклянный вестибюль, а выше горело не более полудюжины окон. Дремавший за стойкой портье встрепенулся при моем появлении. Когда я шел мимо него к лифту, то услышал за спиной звук разъезжающихся створок входной двери. Я обернулся – в холл входил Григорий, имевший такой вид, словно неотступно следовал за мной сегодня по пятам. Лишь покосившись в мою сторону, он направился к портье и о чем-то стал его негромко спрашивать. Я воспользовался этим, чтобы заскочить в распахнувший свою пасть лифт и уехать. Меньше всего мне сейчас хотелось говорить с Григорием. Но интересно, случайно ли он меня здесь застал или всё же как-то, без «жучка», отслеживал всю дорогу, в том числе, и на кладбище? Я уже ничему не удивлялся и готов был поверить чему угодно – даже тому, что он тоже «дух болота» и следил за мной незримо.
Выйдя из лифта, я ощутил нечто необычное – точнее, непривычное, ибо что сегодня было обычным? Напротив лифтов имелось зеркало, в котором вы мельком отражались, когда входили или выходили. Я уже миновал фойе, когда боковое зрение с опозданием на доли секунды доложило мне, что в зеркале… был вовсе не я. Постояв несколько
