которым столько связано.
Сблизился Карбышев и с заместителем начальника крепости полковником Николаем Владимировичем Короткевичем-Кошевым, с которым, что называется, они сошлись характерами. Длительной была дружба с Георгием Иосифовичем Лагорио, тоже заместителем начальника крепости, ведавшим технической частью строительства. Исключительно хорошие взаимоотношения сложились у Дмитрия Михайловича с Борисом Рафаиловичем Добошинским, старшим прорабом. Они поддерживали связь вплоть до Великой Отечественной войны. Сейчас на одном из стендов музея-крепости можно увидеть книгу Карбышева «Оборонительные работы по охране транспорта», подаренную Добошинскому в октябре 1930 года.
В ноябре четырнадцатого года, покидая крепость, Дмитрий Михайлович дарит свою фотокарточку Сергею Павловичу Лешкову — главному контролеру строительства. Их дружбу красноречиво подтверждают слова, написанные Дмитрием Михайловичем на обо-. роте фотоснимка: «На память Сергею. 22.XI.14.XII форт».
Неверно считать Дмитрия Михайловича и убежденным холостяком. Он любил и был любим женщиной, которая последовала за ним из Владивостока в Петербург. Вместе с ним она переехала из Петербурга в Брест, и уют в их квартире на Петровской улице, в доме № 14, скорее всего ее заслуга.
Ее внезапную трагическую гибель Дмитрий Михайлович, отличавшийся верностью и постоянством в дружбе и любви, тяжело переживал и долго не мог смириться с постигшим его несчастьем.
За время пребывания в Брест-Литовске еще более усилилось недовольство Карбышева порядками, существовавшими в царской армии. Совершенно правы биографы Карбышева, утверждая, что его возмущали черепашьи темпы реконструкции Брестской крепости, крайне скудные средства, отпускаемые казной. Сроки строительства были растянуты на десять лет. Объекты сооружали поочередно, вместо того чтобы вести работы одновременно широким фронтом.
Так нельзя готовить крепость к войне, считал Карбышев. Он оказался прав, 19 июля (1 августа) 1914 года началась первая мировая. Она застала крепость врасплох. Большинство фортов или не успели закончить, или строить вообще не начинали.
У Дмитрия Михайловича открылись глаза на серьезные пороки в крепостной и полевой фортификации. Перед ним встал вопрос — целесообразно ли расходовать громадные средства на крепости и форты, если армии противника могут атаковывать и сокрушать их с незащищенных флангов? А то и вовсе обойти стороной. И еще: правильно ли заранее готовить полевые позиции без учета возможных боевых действий, стратегии и тактики всех родов войск?
Ответ следовало искать не здесь, за крепостными стенами, в тылу, а в ходе боевых действий на фронте.
Стремление найти истину, убедиться в своей правоте— один из факторов, побудивших Карбышева отправиться на фронт. Другой фактор — беспредельная любовь к отчизне. Он еще не понимал, что эта война чужда народу и нужна только правящей верхушке, помещикам и капиталистам.
Так было до появления в его жизни комиссара. Он открыл глаза подполковнику Карбышеву на сущность империалистической бойни, разъяснил ленинскую позицию, обратил царского офицера в свою большевистскую веру, привлек на сторону народа.
Большевистское слово
Шагал комиссар сквозь стальной ураган,
К славе и к смерти готовый.
И было страшнее оружья врагам
Его большевистское слово.
Павел Железнов
В ноябре 1914 года Карбышев уехал на Юго-Западный фронт на Карпаты. Некоторое время он находился в непосредственном распоряжении своего учителя генерала Величко, начальника инженерного управления 11-й армии. Карбышев участвовал в подготовке нового штурма крепости Перемышль. Неожиданно 16 марта 1915 года австрийская дивизия генерала Тамаши, совершив дерзкую вылазку, попыталась уничтожить сооружения восточной осадной линии. На этом участке находился лишь один пехотный полк русской армии и ополченческая дружина. Австрийцы располагали бблыпими силами. Их поддерживала крепостная артиллерия. Внезапность атаки, выгодный рубеж, удобный для нападения рельеф местности (крепость на горе, наши войска — в открытой долине) — все складывалось в их пользу.
Австрийцам удалось подавить огонь, принудить наших пехотинцев к отступлению.
Карбышев в это время находился поодаль от передовой, во второй линии окопов, следил за осадными работами. До его слуха дошла приближавшаяся пальба. Выглянув из окопа, он увидел бежавших в тыл русских солдат.
Решение возникло мгновенно. Поднял своих саперов, бросился с ними на противника. Легкий, стремительный — в одной руке выхваченная из ножен и поднятая вверх шашка, в другой древко знамени, — Дмитрий Михайлович увлек за собой роту. К ней присоединились отступавшие солдаты.
Бой длился долго. Карбышев был ранен в левую ногу. Его доставили в госпиталь. Уже после операции он узнал, что австрийцы, понеся огромные потери, отступили и укрылись в крепости. Вскоре крепость пала.
За храбрость и отвагу Дмитрий Михайлович был награжден орденом Святой Анны второй степени с мечами. Инженер-капитан произведен в подполковники.
Саперы в контратаке? Ничего удивительного. Карбышева тянуло в пехоту, в сражения. Сказывалась его боевая натура. Кроме того, ему не терпелось проверить свои соображения по «осапериванию» пехоты. Лишний раз хотелось убедиться во вредности «фортификационной лапши» — так он называл традиционное расположение окопов длинной шеренгой без учета рельефа местности, тактики предстоящего боя и операции.
После госпиталя он снова в боях. Потом руководит строительством тыловых оборонительных рубежей под Киевом.
Как-то раз в летний знойный день, возвращаясь пешком с работы, Дмитрий Михайлович встретил в селе Шендеровка красивую девушку, которая приехала к своему брату — прапорщику Владимиру Опацкому. В разговоре с Карбышевым она призналась: сбежала из дому, чтобы стать сестрой милосердия. Она стала сестрой милосердия (награждена за спасение раненых боевой медалью) и женой Карбышева. Это была Лидия Васильевна, верная спутница Дмитрия Михайловича на долгие годы, военные и мирные.
В годы первой мировой войны в строительстве оборонительных рубежей под руководством Карбышева принимал участие коренной питерец, воспитанник Николаевского военно-инженерного училища прапорщик Николай Федорович Григорьев, ныне советский писатель. Вспоминая эти дни, он рассказал несколько эпизодов, ярко рисующих характер Дмитрия Михайловича, его настроения, взаимоотношения с подчиненными. Вот отрывки из этих воспоминаний.
«…Точную географию места назвать уже не могу» забылось, но вижу мысленно реку Прут — голубую и стремительную… Держались слухи, что тут, на фланге русско-германского фронта, готовится наступление, которое должно решить победой затянувшуюся и осточертевшую всем войну. А раз наступление, то по законам военной грамоты войска должны иметь за спиной инженерно оборудованные тыловые рубежи. Один из них мы и создавали.
Ожидалось, что штурмующие войска возглавит генерал А. А. Брусилов, за которым утвердилась слава талантливого полководца. В войсках ему верили, его любили.
…Первая встреча с новым инженером была для нас полна неожиданностей. Остановилась около нашего домика извозчичья пролетка с солдатом на облучке. Приезжий не вызвал интереса. Никто из нас, офицеров, в первую минуту его и не рассмотрел. Решили — опять какой-то интендант ревизовать наличие материалов. Только глядим — на пороге смахивает пыль с сапог подполковник: погоны у него с
