цветы и мороженное? — говорит чуть охрипшим голосом и совсем вплотную к себе притягивает.
— Федь! — отталкиваю его в грудь. — Перестань! — сержусь я и возвращаюсь к парте, которая опорой мне служила.
— А если это я? Тебе что не понравились? Цветы? — обиженно говорит.
— Понравились, — быстро и на автомате отвечаю, так как это был лучший букет в моей жизни. Знать бы еще от кого он… — Это же не ты! — смеюсь я с истеричной нотой. Быть такого не может! — У меня твой номер есть, там другой был. — бросаю я. Снова издевается.
— Что только не сделаешь, чтобы понравившуюся девушку добиться. — бросает он хитро улыбнувшись одним уголком губ и молниеносным движением снова притягивает к себе и быстро целует в губы. Я даже отпихнуть его не успеваю, он сам отходит от меня и поправляя шлейку рюкзака и цокнув языком вальяжно уходит, даже не удосуживаясь посмотреть на меня.
Что это вообще только что было? Даже слово покрепче сказануть хочется. Вытираю губы, цепляю сумку и выхожу.
— А писала еще мне… что это всё игра, я не виновата, — кривит рот Лера, повторяя мои слова в сообщении в громком издевательском тоне. — Я видела всё! Только что! Это тоже игра, хочешь сказать? — бросается она на меня, словно одна из тех диких шавок в нашем поселке. Мне даже кажется, что она как-то ростом ниже стала и лицо такое резкое, неприятное…
— Я рада, что тебе лучше стало… — отвечать и доказывать что-либо ей бесполезно, всё равно не поверит. А дружбы между нами и так уже не будет.
Обойдя ее иду к выходу.
— Да он переспит с тобой и бросит… — доносится через весь коридор разлетаясь эхом по трём этажам гимназии. Прекрасно, Мил, прекрасно!
14
Олег
— Вар, у тебя две сотни будет? — виновато спрашивает Ден.
— Та я же всё тебе тогда еще отдал, на сиги только оставил. А чего кислый такой? Не сдал?
— Завалил! — психует он и бьет грушу, а точнее мешок с песком, который мы в боксе повесить решили. Иногда и сами клиенты прикладываются, такой себе антистресс.
— Так пересдашь, что впервые что ли?
— Да он ни в какую, денег хочет. Точно! Чуть ли не прямым текстом уже говорит.
— Ну так с тех возьми, я же взял… — вспоминаю на что часть отложенных потратил и внутри все тисками до боли сжимается, даже сглотнуть тяжело. Хорошо, что на улице жарко. Вылезаю, беру бутылку, откручиваю крышку и присосавшись практически половину выпиваю. Немного отпускает, будто пожар потушил, правда чувствую все равно дым валит еще, горечь его во рту ощущаю. — Так что, в виде исключения, и ты и я немного банк потреплем. Скажем так, на благие дела. — говорю другу, и снова под машину ныряю.
— Чет я, кстати, так и не понял, твоих этих благих дел, с моей пассажиркой. — наклоняется ко мне прищуриваясь. — Ты что ее знаешь? Или у вас там уже слюни-сопли за два дня? Я смотрю ты какой-то… не такой.
— А давай ты разок со мной на дачу съездишь, а я потом посмотрю какой ты оттуда вернёшься. Такой или не такой?! Когда тебя как лошадь впрягают ежесекундно. — снова из фольца вылажу, да так резко что чуть скальп не снимаю. Завожусь с полуоборота. Конечно же это не причина, сам замечаю, и так не выдавать стараюсь, но видимо хреновато получается.
Не привык когда игнор такой включают, всегда наоборот было. Сами вешаются, стоит только в Фаренгейт зайти, там всегда есть чем поживится, и не надо тратится на все эти цветочки — лепесточки. Там приобнял и уже в кабинку тащат, сами, можно даже и не говорить ничего.
— Ладно-ладно…чего ты? — пугается Ден, чем меня изрядно веселит.
На него так любое упоминание о работе действует. Баранку крутить — вот это его.
Как мозоли мои первый раз увидел, чуть сознание не потерял. С виду амбал, а внутри — цветок нежный, блин. В этот раз правда и самому жутковато, пришлось бинтами перевязать, что бы все тут не заляпать. От этих порошков чистящих и так руки сухие вечно и трескается, а тут еще добавились и следы отцовского внимания. Но ничего, за пару дней сойдут. Лучше уж с сухими руками, чем с маслом и грязью под ногтями.
— Если мы так деребанить будем, то и Валентиновичу скоро нести нечего будет, — уже проще произносит.
— Бери! Время же в запасе есть еще. Наскребем.
— Ну если мамка не поможет, то придется. Костик то к концу недели только рассчитает. — Ден пялится в телефон — О, к универу прямо. Похоже, кто-то как и я, на третью пару опаздывает. — подрывается тот с низкой табуретки и расстёгивается как ото сна. — Иди сюда родной. — размашисто нажимает на экран и подтверждает заказ. — Всё, я погнал.
— Давай.
— Может вечером к нашим зайдем? — говорит когда уже одной ногой в машине сидит.
— Да и мне уже плакались. Да, давай.
— Браток! — жмёт меня Женька. — Вы где с Деном пропадаете? Тут уже слушок про вас пошёл. — показно косится и с насмешкой тише говорит, но так что бы и Смол слышал. Тот на всё ведется.
— Какой слушок? — пугается, уверен, что они ни черта не знают, как всегда, подкалывают.
— Явились — не запылились, голубки наши прилетели. — Еще один подходит, встречают, словно год не виделись.
— Сегодня же днюха у Боди. Не повезло же человеку, в понедельник родится. — заявляет Павлик. О том, что двадцать лет назад, возможно и не понедельник вовсе был, решаю не комментировать.
— Мы тут скинулись немного, пока пацаны за поляной погнали, вы как? В доле?
— Ну да, — фыркаю я. Как всегда? — в задний карман лезу.
— Ага. — Я сегодня наконец-то Фольксваген отдал, мужик рвал и метал что долго, но на чай все равно оставил, так что как раз будет. Протягиваю Пашке две купюры, и тот бережно укладывает их.
— Вар, я все таки взял оттуда. Двести… — отчитывается друг, когда остальные пошли поляну готовить.
