— А, черт! — кричит он. — Кто это кидается?
Забыв о неработающей газонокосилке и телефонном разговоре, он смотрит на меня злобным взглядом. Я протягиваю руку.
— Мне нужен ваш телефон. Случай исключительный!
Мой собственный телефон остался дома. Кроме того, вовлечь в представление этого парня само по себе забавно.
Он смотрит на членов съемочной группы с подозрением, а человека, одетого в костюм супергероя, стоящего рядом со мной, словно не замечает. Возможно, он даже не понимает, что мы находимся на съемочной площадке документального телешоу.
— Ладно, я перезвоню, — наконец говорит он в трубку и нажимает кнопку окончания вызова. Затем неохотно кидает аппарат мне. Я ловлю его на лету и набираю пару цифр. Потом, как бы спохватившись, со словами: «Нет, это надо делать не так», стираю номер и, оскалившись от усердия, начинаю набирать номер заново. Наблюдатели изумленно вздыхают, все, за исключением Малинового Огня, терпеливо ожидающего окончания моих манипуляций. Нажимаю кнопку вызова. Раздаются гудки, и пока они звучат, я прикладываю аппарат к уху и начинаю говорить в микрофон, делая вид, что дозвонился кому-то: «Алло? У меня тут непредвиденная ситуация. Немедленно высылайте грузовик».
На том конце мама берет трубку.
— Алло?
— Э-э-э… подождите секунду.
— Дэмиен, это ты?
Прикрыв ладонью микрофон, я поворачиваюсь к Малиновому Огню.
— Какой здесь адрес, не знаете?
— А ты кому звонишь? — спрашивает он, недоверчиво хмурясь.
— Пожарным. Так вы знаете адрес или нет?
— Пожарным?! Парень, послушай… — кричит он, вне себя от негодования и выхватывает у меня трубку.
— Алло? — говорит он. — Это Малиновый Огонь. Боюсь, у нас тут недоразумение. Прошу отменить…
Неожиданно он умолкает и бледнеет, становясь похожим на покойника. Продолжая слушать, он судорожно сглатывает, как человек, у которого пересохло во рту.
Черт. Закрываю глаза в надежде, открыв их, понять, что спал и видел сон. Открываю, но снова вижу на лице Малинового Огня ту же реакцию, куда более убедительную, чем любой анализ ДНК. Он смотрит на меня без выражения. Рука, которой он прижимает к уху телефон, дрожит. В конце концов аппарат выскальзывает из ослабевших пальцев и падает в траву. Слышно, как мама продолжает кричать в трубку:
— Чертов мальчик! Поверить не могу в то, что он тебе все рассказал. Клянусь, это не я его подослала…
Наклоняюсь и, взяв телефон в руку, нажимаю кнопку окончания вызова, а потом перебрасываю аппарат через забор, где его ловит законный владелец. Малиновый Огонь, наверное, дал бы мне свой волос, но мне не хотелось полагаться на случай.
— С вами все в порядке, шеф? — спрашивает оператор.
— Давайте сделаем перерыв, — отзывается Малиновый Огонь. Люди из съемочной группы, ворча, разбредаются кто куда, а он остается возле забора, хватается за голову и начинает расхаживать взад-вперед.
Пока все отвернулись, я достаю из кармана куртки небольшой лазер. Это не какая-нибудь там дурацкая лазерная указка, которой любят баловаться всякие кретины во время сеанса в кинотеатре. Это настоящий лазер, который я ношу с собой, чтобы шутить в стиле «Знаете, у меня глаза, как у мамы». Ну, вы понимаете, я намекаю на ее сверхспособности, о которых мы уже говорили. (Правда, почему-то после использования лазера люди смотрят на меня странно; такое впечатление, что им вовсе не смешно.) Наведя его на дерево, я нажимаю кнопку. Луч перерезает ветку, на которой сидит котенок, и он с душераздирающим воплем падает мне прямо в руки. Улыбаясь, я поворачиваюсь к Малиновому Огню и говорю:
— Не волнуйтесь. Волос можете оставить себе.
* * *
Происходит черт знает что. Малиновый Огонь, известный супергерой, у меня дома. Да кто он такой? Что он вообще о себе думает? Какая наглость — вот так приходить к маме с претензиями! Да еще и говорить:
«Он наполовину герой — негоже ему общаться с одними только злодеями!»
Можно подумать, я хочу общаться с кем-то еще. Кроме того, кому интересно, что я наполовину герой? Когда буква «X» на моем пальце превратится в «З» — а это неминуемо случится, рано или поздно — можно будет забыть об этом и никогда больше не вспоминать. И я не позволю какому-то неудачнику в дурацком плаще, пусть даже и собственному отцу, объяснять мне, что я не прав. Брр!
Малиновый Огонь стоит перед мамой, расправив плечи, но не решаясь, впрочем, смотреть ей в глаза.
Мама в бешенстве. Я вижу, как в ее глазах то вспыхивают, то снова угасают лазеры, но потом она все-таки берет себя в руки. Кажется, что я наблюдаю за корридой. Маме хочется кого-нибудь убить, а в руках у Огня красная тряпка. Только кольца в носу у мамы не хватает.
— Да по какому праву ты приходишь ко мне и требуешь, чтобы мой сын…
— Позволь напомнить тебе, Марианна, что он и мой сын тоже. О чем свидетельствует буква на его большом пальце.
Мама скалится на него, как волчица.
— Черта с два это твой сын. Ты его не растил! Не нянчился с ним шестнадцать лет…
— Но он наполовину супергерой! И при этом не знает ничего, кроме злодейства. Но это не его вина…
— Еще раз перебьешь меня!.. — кричит мама, сжимая кулаки. Топая, как бык, она начинает кружить по гостиной, грозя пальцем Малиновому Огню, который стоит посреди комнаты. — То, что случилось между нами, было огромной ошибкой. У тебя нет ни малейшего права приходить сюда.
— Я не имею права?! — поражается Огонь, возмущенно воздевая руки к потолку. — Да он мой сын!
Взяв здоровенный пакет чипсов, уютно устраиваюсь в кресле. Чипсы нарочно выбираю скрученные и засовываю в рот по несколько штук сразу, чтобы хрустеть погромче.
— А тебе не приходило в голову, что раз я тебе о нем не рассказывала, на то есть особые причины?! — вопрошает мама, тыча пальцем противнику прямо в нос.
— О, ребята, драться не обязательно, — говорю я, — я же могу бывать у вас обоих.
Никто не обращает на меня внимания.
— Он стал злодеем только потому, что ты его так воспитала, — заявляет Малиновый Огонь тоном обвинителя. — А он, может быть, в душе герой.
— Да ты с ним хотя бы разговаривал, Гордон? — спрашивает мама с горьким смехом.
— Протестую, — говорю я с набитым ртом. — Мне кажется, я сущий ангел.
Мама чуть ли волосы на голове не рвет.
— Я тебе его не отдам. Не дам забрать моего маленького мальчика.
Малиновый Огонь — Гордон, как выясняется — прикладывает руку к щеке. Выражение непреклонной решимости на его лице смягчается. Похоже, он готов заплакать.
— Да я же ему добра желаю, — говорит он, всячески показывая, что не желает отнимать меня у мамы.
