В те редкие периоды, когда заснуть все же удавалось, она видела во сне, что ее бросают в тюрьму, или хоронят заживо, или топят. Если не судороги, то холод, страх и эти повторяющиеся кошмары вскоре ее будили. После того как она много часов подряд провела почти без движения, Алекс просыпалась рывком — от рефлекторных спазмов, с которыми не могла ничего поделать: мышцы словно имитировали движения, которые не имели возможности совершать на самом деле. Ее конечности непроизвольно дергались, ударяясь о доски, и она кричала от боли и ужаса.
Она продала бы душу за то, чтобы полностью выпрямиться и полежать, вытянувшись в полный рост, хоть один час.
Во время очередного визита похититель с помощью другой веревки поднял на уровень ее клетки плетеную корзину, которая долго раскачивалась, прежде чем остановиться. Хотя она была совсем рядом, Алекс пришлось собрать все силы, душевные и физические, чтобы кое-как просунуть руку между досками и достать из корзины часть ее содержимого — бутылку воды и сухой корм то ли для собак, то ли для кошек. Даже не пытаясь выяснить наверняка, Алекс без размышлений набросилась на еду. Затем одним махом осушила бутылку почти до дна и лишь после спохватилась — а вдруг в виду что-то подмешано? Она снова начала дрожать. Теперь уже невозможно было понять отчего: от холода, от истощения, от страха… Сухой корм не насытил ее, лишь вызвал новый приступ жажды. Она старалась есть его как можно меньше, только когда голод становился уже совсем невыносимым. Она знала, что потом ей придется справлять нужду прямо в клетке. Ей было стыдно, но что оставалось делать?.. Испражнения шлепались на пол сквозь щели клетки, словно помет гигантской птицы. Стыд быстро прошел — это было почти ничто по сравнению с болью и вовсе ничто по сравнению с волей к жизни, пусть даже такой — в муках, без движения, в полном неведении о времени и об истинных намерениях своего мучителя: действительно ли он хочет убить ее вот таким образом, заперев в клетку?
Сколько же будет продолжаться это медленное умирание?..
Во время его первых визитов она молила о пощаде, просила прощения, сама не зная за что, и однажды, не выдержав, почти неожиданно для самой себя попросила убить ее. Она не спала вот уже много часов, ее измучила жажда, желудок извергал наружу сухой корм, несмотря на то что она тщательно его пережевывала, от нее пахло мочой и рвотой, полная неподвижность сводила ее с ума, — и в какой-то момент смерть показалась ей наилучшим выходом. Она тут же пожалела о том, что сказала, — она не хотела умирать, нет, ни в коем случае, не сейчас, вовсе не таким она представляла себе конец своей жизни. Ей столько всего нужно еще сделать!.. Но, что бы она ни говорила, о чем бы ни просила, — человек никогда не отвечал.
Кроме одного раза.
Алекс плакала не переставая, она была совсем без сил и чувствовала, что ее рассудок начинает мутиться, превращаясь в некое подобие свободного электрона, лишаясь всякого управления, всяких связей, всяких законов. Человек опустил клетку, чтобы сделать очередной фотоснимок. И вот, уже, наверное, в сотый раз, Алекс задала все тот же безнадежный вопрос:
— Почему я?
Человек поднял голову с таким видом, словно никогда не задумывался над ответом. Потом приблизился. Его лицо, почти вплотную прижавшееся к боковым доскам клетки, оказалось всего в нескольких сантиметрах от лица Алекс.
— Потому что… потому что это ты.
Этот ответ совершенно потряс ее. Как будто все разом остановилось, как будто Бог включил связь с ней одним нажатием кнопки. Она больше ничего не чувствовала — ни судорог, ни жажды, ни боли в желудке, ни продрогшего до костей тела. Всем своим существом она устремилась к тайному смыслу, заключавшемуся в этих словах.
— Кто вы?
В ответ он только улыбнулся. Возможно, он вообще не привык много говорить и даже одна-единственная фраза истощила его силы. Он быстро поднял клетку на прежний уровень, подобрал с пола куртку и вышел, даже не взглянув на Алекс. Казалось, он разозлился из-за того, что сказал больше, чем хотел.
На сей раз она даже не притронулась к корму, хотя он выдал ей новую порцию в придачу к тому, что еще осталось. Она взяла из корзины только бутылку воды и сделала всего несколько глотков, решив сохранить остаток как можно дольше. Затем попыталась обдумать услышанные недавно слова, но ничего не получалось, — когда испытываешь физические мучения, возможно ли думать о чем-то еще?
Вытянув руку вверх, она просовывала пальцы сквозь щель и подолгу гладила огромный узел, с помощью которого клетка держалась на весу. Он был размером с ее кулак. И затянут невероятно туго.
На следующую ночь Алекс впала в состояние, напоминающее кому. Ее рассудок не мог ни на чем сосредоточиться, ей казалось, что все ее тело медленно тает, и вот уже от нее остаются только кости, а скоро не останется ничего, кроме тотального онемения, как если бы она вся, с головы до ног, превратилась в одну сплошную судорогу. До этого момента ей удавалось хоть как-то поддерживать самодисциплину — например, она старалась регулярно совершать пусть даже незначительные движения: сначала шевелила пальцами ног, затем вытягивала лодыжки и вращала их три раза по часовой стрелке и три раза против, затем напрягала и расслабляла икры, потом вытягивала правую ногу как можно дальше, снова сгибала, повторяла это трижды, затем проделывала то же самое с левой ногой — и так далее. Но сейчас она уже не понимала, выполняет ли все эти упражнения на самом деле или это ей только снится. Ее заставили очнуться собственные стоны. В первый миг Алекс подумала, что стонет кто-то другой, — она не сразу поняла, что сама издает эти хриплые отрывистые звуки, поднимающиеся откуда-то из самых глубин ее существа.
Но даже когда она полностью пришла в себя, она не смогла прекратить стоны — они вырывались непроизвольно, одновременно с каждым выдохом.
Теперь Алекс была уверена — это начало конца.
10
Четыре дня. Вот уже четыре дня расследование топталось на месте. Все анализы оказались напрасными, все свидетельства — бесплодными. Одни видели белый фургон, другие утверждали, что он был голубой. Кто-то считал, что похитили его соседку, затем оказывалось, что та на работе. Об исчезновении еще одной женщины заявил ее муж, но она, как вскоре выяснилось, была в гостях у сестры — а он даже не знал, что у нее есть сестра! Форменный бардак…
Прокурор назначил судью, молодого энергичного человека, который, как и все его поколение, любил, чтобы вокруг была постоянная «движуха». Пресса, со своей стороны, упомянула о похищении лишь вскользь — это была явно не та новость, которая способна надолго приковать к себе внимание в большом городе, поэтому она очень быстро исчезла под ворохом свежей информации. Баланс на данный момент представлялся неутешительным; похитителя пока не вычислили, о жертве по-прежнему ничего не знали. Все заявления о пропажах людей в районе улицы Фальгьер за последние три дня были проверены, затем Луи расширил периметр поисков и временные границы, отсмотрев заявления о пропаже за последние несколько дней, потом недель, потом месяцев — все напрасно. Никаких следов девушки, молодой и, судя по отзыву одного из свидетелей, красивой, чей маршрут недавно пролегал по улице Фальгьер в Пятнадцатом округе Парижа.
