Журналисты жужжали, как улей пчел. Я ослепла от вспышек камер.
— Все хорошо, — тихо проговорил Андрей, и я почти поверила ему.
Придется привыкать. Наверно не зря он посадил меня дома, и сам пользуется тайными проходами. Я точно не хочу пристального внимания к себе.
Андрей предъявил билет на входе. Контролёр едва ли была в сознании, но пробормотала что-то вроде: «Приятного вечера»
— Разве мы не могли войти через служебный? — поинтересовалась я.
— Я стараюсь не злоупотребить служебным положением и такими же входами. Это дурной тон. К тому же наш выход спланирован. Нужно было обязательно появиться вместе после твоего экзамена. Знак моей поддержки и твоей уверенности в себе.
— План Карины? — догадалась я.
Андрей подтвердил:
— Конечно. Она занимается связами с общественность.
На моем лице застыла приветливая улыбка, а в душе бушевал ураган.
— А ты знаешь, что она пользуется твоим телефоном, отвечает на звонки?
— Конечно, — снова невозмутимо проговорил Громов. — А что такое?
— Ничего, — мой голос стал больше похож на рычание. — Я звонила тебе, а она взяла трубку.
— Это нормально.
— Нет.
— Мы с Кариной близки, Лиз.
— Это я знаю.
— Она не только мой помощник, но и добрый друг.
— Очень добрый. Наверно, самый лучший.
Смешок вырвался через плотно сжатые губы, превращаясь в какое-то бульканье.
Я не видела, куда мы идем. Мне было не до красот внутреннего убранства Большого театра. Перед глазами была пелена отравленного тумана. Меня ослепила ревность.
Андрей остановился, и я почти налетела на него, едва не наступив на ногу.
— Лиза… — обратился он, привлекая мое внимание. — Посмотри на меня.
Я задрала голову, но тут же опустила снова. Он слишком сильно мне нравился. Это было совершенно неуместно для брака по расчету, о котором мы договорились.
Вернее, на который я вынудила Громова.
Он взял меня за подбородок, заставляя посмотреть на него.
— Тебе не стоит переживать из-за Карины.
Моргнув, я приказала себе прекратить тихую истерику и ответила Андрею:
— Да. Хорошо.
— Хорошо?
Он склонил голову на бок, не веря ни одному моему слову.
— Хорошо. Ты сказал, не беспокоиться, и я не буду. Хорошо.
Громов подозрительно и недовольно сдвинул брови, но спорить не стал.
— Ладно. Тогда идем.
Он толкнул дверь, и мы вошли в ложу. Почетный караул охраны занял место за дверью, а Гоша и вовсе зашел вместе с нами и забился в угол, стараясь слиться со стеной.
Все мои надежды рухнули. Я вообще не разрешала себе надеяться на нежность Андрея, но хотела его поцелуев так сильно. И не только поцелуев. Но даже слова застряли в горле и не шли с языка. Только ленивый не глазел в сторону ложи. Одни смотрели мельком и сразу отводили глаза. Словно Гоша обычно пускал пулю в лоб особо любопытным. Другие, понаглее, шли к своим местам, сворачивая шеи. Некоторые пользовались биноклем.
Я сидела тихо, как мышка, чувствовала себя мухой под микроскопом. Какая тут нежность? Двинуться было страшно. Кажется, странная магия Андрея сковала и меня тоже.
Какой-то тучный мужчина в смокинге осмелился задержать взгляд и кивнуть. Я взглянула на Громова. Он вежливо улыбнулся и склонил голову. Я забыла все правила и подалась вперед, чтобы уточнить:
— Мне тоже нужно его поприветствовать?
— Необязательно. Пока. После свадьбы придется. Если честно, я бы предпочел игнорировать всех сейчас.
Он снова взглянул на меня, гипнотизируя и обещая, но тут же отвернулся. Погас большой свет. Софиты озарили сцену, и нам пришлось прекратить разговоры и обмен взглядами. Через полчаса я пожалела, что согласилась.
Мне было скучно. Оказывается, я не фанатка балета. Танцовщики похожи на кукол из зефира с такого расстояния. Сюжет мне был знаком, но собственные приключения в замке казались более захватывающими.
В антракте, естественно, мы никуда не пошли. Закуски и шампанское принесли прямо в ложу. Я съела канапе с черной икрой и поморщилась.
— Что-то не так? — спросил Громов.
Я не стала отрицать разочарования.
— На самом деле — все.
Он посмотрел на канапе, нахмурился и уточнил:
— Икра?
Я всплеснула руками, стараясь не говорит громко.
— Да, Андрей. Икра. Я не люблю черную икру. Мне не нравится балет. Платье прибавляет мне десять лет, а туфли захотелось снять еще в машине. Я…
«… хотела побыть с тобой, говорить, целоваться, а в итоге получаю боль и тоску».
Конечно я этого не сказал вслух, а максимально сгладила свои впечатления.
— Я немного не так представляла себе этот вечер.
— Понимаю, Лиза, — неожиданно лояльно отнесся к моим словам Андрей. — Но мы иногда обязаны вести себя как приличные люди. Я рассчитываю на второй срок и собираюсь соответствовать ожиданиям народа.
— Да. Хорошо. Я постараюсь не ныть и соответствовать ожиданиям народа тоже.
Громов подал мне бокал и очень искренне сказал:
— Спасибо. Для меня это очень важно. Ты безупречна сегодня.
Я покивала, решив не говорить, что это совсем не я. Какое ему дело до глупых надежд своей вероломной невесты.
Глотнув шампанского, я вспомнила, что и его не люблю, поставила обратно на поднос.
Перерыв закончился, и я приготовилась мучиться еще один акт. Андрей неожиданно взял меня за руку и шепнул в ухо:
— Ты можешь снять туфли. Никто не увидит?
— Серьезно? — недоверчиво и одними губами спросила я.
— Давай.
Громов сам помог мне избавиться от туфель. Я тихонько застонала от блаженства.
— Но их придется надеть после спектакля.
— Ладно. Это я переживу.
— Храбрая маленькая принцесса, — шепнул Андрей и ласково щелкнул меня по носу.
Я хихикнула, как малявка и игриво отвернулась. До конца спектакля Андрей гладил мою руку, а потом уверенно придержал за локоть, чтобы я обулась.
Гоша отдал какие-то команды. Я ничего не слышала, завороженная прикосновениями Андрея. А он часто кивал и хмурился.
В этот раз мы вышли через служебный ход.
— Спасибо за чудесную компанию, Лиза. На улице Громов взял мое лицо в ладони и поцеловал. Глубоко, горячо, до боли нежно. Я забыла, что мы на виду, что на нас смотрит вахтер и охрана. Мне на все было плевать. Когда губы Андрея ласкали мои. Когда его пальцы гладили мое лицо и шею, я забывала обо всем, кроме удовольствия.
