открыла дверь с возгласом:
— Раздевайся скорей, «Королевство кривых зеркал» идёт!
Это, конечно, мне подгонялка. В детстве сильно я это кино любила, и в особенности за то, что героиня там была Оля, хоть и характер у неё оставлял желать лучшего. Все Оли, наверное, такие. Если я сейчас откажусь кино смотреть, все решат, что я заболела. Я поскорее разделась, плюхнулась на диван напротив телика, а чтоб от скуки не помереть, тетрадку взяла. Колоритное кино, так-то, поделаю-ка я наброски персонажей в движении…
А потом, к вечеру, меня вдруг (очень своевременно, да-да) посетила мысль: а семейное обучение в данный момент вообще разрешено? И не дуб ли я дерево? Стоило ведь сперва поинтересоваться обоснованиями — что там в законе об образовании написано, например? Может, и не стоило дёргаться, а надо было спокойно полтора года дома посидеть, и только потом про экстернат заикаться. Потому что сдам я сейчас экзамены за начальную школу — и ка-а-ак заставят меня в четвёртом классе сидеть! Мне шесть лет, а там все дылды, вот удовольствие-то!
РОДНЯ
12–13 декабря 1981
В субботу школы тоже учились, а вот продлёнки не было. Я подкараулила маму после первой смены и уговорила сходить её в дальнюю стекляшку, за мойвой. Мы купили здоровенный бумажный пакет — килограмма два, наверное! — сразу жарено-копчёной. Одну рыбку я съела прямо там, в магазине, аж трясло меня — так хотелось. А уж дома отвела душу!
Ни разу не видела, чтобы человек был так счастлив за восемьдесят копеек.
Бабушка смотрела на меня почему-то жалостно, а потом сказала:
— Баба Маня-то мойву тоже сильно любила…
Баба Маня — это моя вторая бабушка, папина мама. И до меня вдруг дошло, что здесь она умерла совсем недавно, в восьмидесятом. Пятнадцатого декабря.
— Год уж во вторник будет, — вздохнула бабушка.
А я ведь помню похороны. И каких-то родственниц с Тулуна, которые приглашали меня в гости, и плыть на лодке, вроде, надо было…
— Блинов во вторник сделаешь? — попросила я бабушку. Она слегка подняла брови:
— Хорошо.
Потом мы ещё успели в лес пробежаться на лыжах. Мы вообще каждую субботу с мамой наладились на лыжах ходить — если погода, конечно, позволяла. А то знаете, есть такие экстремалы, которым всё нипочём: хоть ветер с ног сбивает, хоть дубак минус тридцать. Мы в этом отношении, как бы это сказать, дамы без фанатизма.
А в воскресенье мама с бабушкой снова засобирались в гости. На этот раз к дяде Саше — это который тоже учитель физкультуры, я рассказывала. На улице, неожиданно и нетипично для Иркутского декабря, случилась чуть ли не оттепель, и в автобусах вместо прибитого снега на полу стояли лужицы с мокрой снежной кашей. Мы трое в валенках, конечно, как корабли…
Тётя Нина встречала гостей в дверях, красивая-а-а. Мне она, помимо прочего, вообще казалась всегда образцом элегантности, даром что девушка из деревни. Хотя… Кто их знает, откуда её родители в ту самую деревню прибежали, родословной-то никто не спрашивал. Отец её здоровенный крепкий мужик был, с такой выправкой… я долго думала, что он военный. А матушка даже куриного мяса не ела, брезговала, потому что — внимание! — курица в сору роется!
Но выяснять, кто каких кровей, себе дороже было. Мы-то тоже из купеческих, и лучше об этом было не говорить.
Маленьких детей у Дядь Саши не было, тётя Нина делала отдельный детский стол, но там собралась целая куча подростков, а больше таких мелких как я никто сегодня не взял, и бабушка тихонько посадила меня рядом с собой. А я вовсе была не против. Посижу хоть, посмотрю, какие они все молодые…
Стол как всегда ломился, и ели и пили, а уж пели! Тётки у меня знатные певуньи, одна мама у нас других талантов, со слухом у неё не очень.
Постепенно мужики начали выходить в подъезд курить. Дядь Саша не курил, но ходил поговорить за компанию, в чисто мужском кругу. И тут бабушка завела разговор про высшее — всё-таки Нина и Клара учителя, да Клара к тому же завуч. Все знали, что с высшим образованием получают побольше, но вот насколько?
— Правильно, мама! — сразу оживилась тётя Клара. — Я давно Гале говорю: надо поступать. Сейчас у тебя двадцать рублей разница, а стаж за десять лет перевалит — двадцать пять станет, а после пятнадцати лет — тридцать!
— Правда, Галя, — поддержала тётя Нина, — на заочном не так трудно учиться. Люба у нас пошла с начальных классов, вчера рассказывала, вообще: кто согласен на тройку — зачётки на стол — и всё. А вкладыш с оценками и не спросит никто, главное — диплом.
— Та́к мне неохота, — сморщилась мама. — Это ещё куда ездить — в Улан-Удэ!
Да, в Иркутском Пединституте отделения физкультуры, к сожалению, не было.
— Три года отучишься — уже перерасчёт ставки идёт! — важно подняла палец тётя Клара. — И с высшим аттестоваться легче — ещё плюс десять рублей. И на время сессии сохраняется зарплата.
Аргумент!
Вернулись мужики, и разговор сполз на другие темы, но мама ещё Клару с Ниной расспрашивала — кажется, начала рассматривать перспективу института всерьёз.
ГАЛАНТЕРЕЙНОЕ
Вторая половина декабря прошла спокойно, даже сонно. Мама работала, я строчила каждый день как пулемёт; бабушка мне купила целую пачку тетрадок, и я уже несколько штук исписала. Сразу в идеале, понятное дело, не получалось, и внутри этих тетрадок торчал уже целый пучок вкладышей, помеченных порядковыми номерами — с исправлениями и дополнениями. Печатать пока не начинала. Решила: сперва закончу книгу, отлежится пару месяцев, вычитаю — потом начисто сделаю. Иначе что за удовольствие, перепечатывать туда-сюда? В отдельной тетрадке продвигался синопсис*. Кажись, без синопсиса не берут большие произведения. Может, и берут, но я хотела прям с козырей зайти.
*Условно говоря, скелет книги.
Вечерами, когда мама дома, рисовала иллюстрации, доводила до ума.
Ещё, из знаменательного, меня достало мытьё волос тупо мылом. У меня от этого волосы становятся как мочалка, и сразу, как только высохнут, такое впечатление, что три дня назад мылся.
Здесь вообще в основном всё мылом. Посуду мыли мылом. Стирали тоже мылом, только уже хозяйственным. У бабушки для мыла даже была отдельная тёрка, которая стояла под ванной. Когда нашу «Сибирь» для стирки выкатывали и в стиральный бак заливали горячей-прегорячей воды, бабушка прямо туда мыло на тёрке тёрла. Так-то нормально растворялось, кусков на одежде я не видела.
Но голову мылом мыть — чёт уже перебор.
И вот я выпросила у бабушки полтора рубля* и пошла в промтоварный.
*Большие деньги!
Восемь булок хлеба второго сорта можно купить,
и ещё шесть копеек на проезд в автобусе останется.
09. ПРЕДНОВОГОДНЕЕ
ВСЁ РАДИ КРАСОТЫ
В промтоварном я долго бродила вдоль витрин, рассматривала всякие нужные и полезные вещи. Шампуни там тоже были. Один шампунь стоил рубль, но по виду подозрительно напоминал одеколон. Был он налит в стеклянную бутылку и когда продавщица его пошевелила, совершенно жидко забултыхался. Ну, вода водой. Назывался «Надежда». На что они надеялись, спрашивается?
Второй шампунь совершенно конкретно и прямолинейно назывался «Желтковый» и был упакован в алюминиевый тюбик, толстый, как для клея «Момент». Стоил рубль тридцать. Зато на тюбике было обещано, что он концентрированный. Хм.
Я ещё посомневалась и выбрала желтковый. Стеклянную бутылку я со своей природной ловкостью по-любому разобью. А потом ещё и в ванне на осколок наступлю. Ну, на́фиг!
Ничё такой шампунь оказался, кстати. Непривычный немного, но уж куда лучше, чем мылом мыть.
БУРОВИКИ
Двадцать седьмого декабря ударил мороз. Термометр упал ниже тридцати, окна ледяными узорами покрылись чуть не до самого верха! А к обеду с вахты приехал Наиль, мамин брат!
Сперва все радовались, обнимались-целовались, потом за столом посидели, а потом он выпил, я бы сказала, лишнего и уснул.
Утром в понедельник мама на работу ушла, а бабушка заметалась. Наилька, я так поняла, ей денег довольно прилично дал, и она хотела что-нибудь вкусненькое к новому году купить, но это ж надо в центр ехать (или как у нас все говорили «в город») — а тут я.
— Да езжай, баба, — успокоила её я, — мы нормально посидим. Я рисовать буду. Мандаринок купи, а?
Новый год. Мандаринов хочется. А их не просто купить — их достать надо. Найти, где «выбросили», и очередь
