то, что хочется, особо не забивая себе голову «всякой моралью», он влюбился в Клодию как мальчишка, превратившись в покорного барашка. Он давал Клодии всё, что та могла пожелать, он осыпал её драгоценностями, но, как оказалось, этого было мало.
Клодии хотелось замуж.
Хотелось настолько, что в один прекрасный день она поставила ультиматум: либо он, Эйбрахам Хэссен, бросает свою ненаглядную Мэри и женится на ней, либо между ними всё кончено.
К такому повороту событий Хэссен был не готов.
Он пытался уговорить Клодию, увещевал, что де официальный брак давно ничего не значит, это пережиток, атавизм, это давно без надобности современным людям…
Всё было бесполезно.
Клодия хотела замуж, и настроена она была весьма решительно.
Влюблённый как мальчишка Хэссен боялся её потерять.
Боялся настолько, что всё-таки решился заговорить с Мэри о разводе.
Вопреки его ожиданиям, кричать, плакать и устраивать истерику Мэри не стала. Они лишь холодно взглянула на него своими светло-серыми глазами и не менее холодно заявила, что не желает разводиться. Он, Хэссен, ей давно без надобности, но есть Селестина, и оттого она, Мэри, желает сохранить брак. Впрочем, если развод ему нужен столь сильно, она подумает об этом… если её дражайший муженёк готов оставить ей этот дом, её обожаемые «Чёрные пороги», и небольшую сумму денег…
От суммы, которую она назвала, у Хэссен округлились глаза.
– Ты сошла с ума, идиотка! – воскликнул он.
Мэри пожала плечами:
– Как угодно, дорогой. В таком случае, пускай суд решает, как следует разделить меж нами наше имущество. Уверена, он будет ко мне благосклонен, как ни крути, ребёнок остаётся со мной…
Хэссен вышел из комнаты, хлопнув дверью.
– Мразь чёртова, – бросил он.
Того, что Хэссен возненавидит её, Мэри не боялась, она вообще была женщиной не робкого десятка.
Но кое-что она не учла.
С того самого дня гнев и злость Хэссена полностью обратились на дочь. Слова «ребёнок остаётся со мной» прочно впечатались в его мозг, и маленькая Селестина вызывала у него теперь столь сильную неприязнь, что это было уже похоже…
На ненависть.
Ненависть эта, будто лавина в горах, нарастала в Хэссене с каждым днём, и однажды стала настолько сильной, что Хэссен свято уверовал в то, что освободиться от ненужного постылого брака станет намного проще в одном-единственном случае.
В случае если он убьёт Селестину.
Но кое-что и Хэссен не смог просчитать.
***
О том, что она умеет читать мысли, маленькая Селестина Хэссен узнала примерно в три года. Она не особо этому удивилась (как, впрочем, наверняка, не особо удивился бы любой ребёнок: детская вера в чудеса обычно сильна), а став постарше, поняла, что этим можно умело пользоваться. Она умело выпрашивала у матери то, чего ей хотелось, прочтя в её мыслях причину отказа, чтобы суметь её впредь обойти, она знала, что нужно сказать человеку, чтобы добиться его расположения. Мысли взрослых людей были иногда смешными, иногда забавными, иногда даже страшными, и это Селестина усвоила чётко. Взрослые люди могут думать страшные мысли и наверняка – делать страшные поступки.
Мыслей отца Селестина боялась больше всего.
Потому что даже будучи ребёнком, она интуитивно понимала: отец – нехороший человек.
О том, что Брунхильд (или, как она называла её, – Брун) – дочь её отца, а значит – её сестра, Селестина узнала в шесть лет, когда заглянула в кабинет отца. Тот сидел за столом и что-то писал. Он казался вполне спокойным, но от мыслей его Селестина задрожала.
«Чёртова Декстер опять просит денег, чтобы купить новые платья для нашей дочери. Надо прекратить баловать её, как ни крути, мы уже давно не тра…»
– Пап?
Отец поднял глаза от листа бумаги.
– Ты что-то хотела, Селестина? – как ни в чём не бывало спросил он.
– М…можно мы с Брун пойдём погулять в сад?
– Да, идите, конечно.
Пролепетав «спасибо», она уже повернулась, чтобы уходить, когда отец проговорил вдогонку:
– Надень плащ, там прохладно.
Селестина, не оборачиваясь, вышла из кабинета.
С того самого дня она начала ненавидеть Брун столь же сильно, как отец впоследствии возненавидел её саму, спутавшись с Клодией Уолш.
***
О том, что отец хочет её убить, Селестина тоже узнала из его мыслей.
Как и о том, как именно он решил это сделать.
Дождаться, пока уснёт, оглушить, вынести из дома под покровом ночи…
И утопить в реке.
Страх, который, разумеется, был самым первым чувством, которое Селестина в тот момент испытала, быстро уступил место другим эмоциям.
Точнее – мыслям.
Когда с раннего детства можешь читать мысли взрослых людей, поневоле сам начинаешь мыслить как взрослый.
Предложить «сестре» (о, знала бы она, что Селестина её сестра, как бы, должно быть обрадовалась – притворяться и изображать любовь и привязанность Селестина хорошо научилась) поиграть. «Брун, а давай на эту ночь поменяемся комнатами, вот забавно-то будет… и я разрешу тебе взять в постель мою Шерри»…
Предложить поиграть.
Да.
Но для начала нужно разобраться с её отвратительной мамашей, мисс Декстер.
Селестина едва заметно улыбнулась.
Где мисс Декстер хранит яд, которым слуги травят мышей и крыс, она уже знала.
Хорошо уметь читать мысли, как ни крути.
А потом, когда всё свершится, она сбежит из дома.
Да, она сбежит, она пойдёт в полицию и назовётся Брунхильд Декстер. К тому моменту отца, должно быть, уже поймают за убийство, ненавистная мисс Декстер будет мертва… как и её дочурка.
Она будет мертва, и Селестина заберёт её имя.
Что до матери… к ней Селестина никогда не была привязана.
***
Дафна широко распахнула глаза, будто пробудившись ото сна.
Всё, что показала ей Брунхильд Декстер (которую она до сегодняшнего дня ошибочно считала Селестиной Хэссен), она просмотрела будто кинофильм.
– Тебя убили вместо неё, – тихо сказала она, глядя на мёртвую девочку, которая теперь стояла прямо подле неё. Дом снова стал пыльным и пропахшим тленом.
– Да. И она забрала моё имя, назвавшись им. Но она сменила его.Теперь её зовут…
Дафна кивнула:
– Корделия Вудмэн, я знаю.
– Да.
– А что за собака…
– Отец Селестины настолько обезумел от ненависти к ней, что решил утопить с ней и её любимую собаку. Теперь это моя собака.
– Зачем Селестина снова приехала сюда?
Маленькая мёртвая Брунхильд усмехнулась.
– Говорят, убийцу часто тянет на место преступления, – сказала она.
– Да… наверное.
– Она снова купила этот дом. Она одержима им… по-своему. Она хочет устроить в нём музей и рассказывать ужасную
