Премьер-министр вытащил из ящика стола лист бумаги и протянул его Бёртону. Тот увидел грубый карандашный набросок приземистого уродливого человека. Но вместо лица у него была собачья морда с тяжелыми челюстями.
— Вы хотите, чтобы я нашел художника? — спросил Бёртон.
— Нет. Я знаю, кто это нарисовал, — один француз, Поль Густав Доре. Он прячется где-то на Ист-Энде и рисует сцены нищеты, непонятно почему; вы ведь знаете этих художников с их абсурдными понятиями о благородстве бедных и так далее. Я-то хочу, чтобы вы нашли волко-людей.
Бёртон недоуменно посмотрел на него.
— Кого? Каких волко-людей? Вы думаете, он рисовал с натуры?
— Так оно и есть. Секретарь короля дал знать Доре, что монарх интересуется его работой. В ответ художник прислал во дворец несколько своих рисунков. Это один из них. Гляньте на оборот.
Бёртон перевернул рисунок и увидел слова, нацарапанные дрожащей рукой:
«Ваше Величество, в Котле много волков-оборотней, и люди очень напуганы. Каждую ночь происходят убийства и похищения, такого даже здесь не было никогда. Население ненавидит полицию, потому что она бессильна. Одного из волков-оборотней я видел своими глазами. Я набросал его таким, каким запомнил. Пока я глядел на него, он убил мужчину — разорвал когтями ему грудь, а потом схватил его ребенка в зубы и убежал. Доре».
— Боже мой! — вырвалось у Бёртона.
— Мое мнение, — пояснил Пальмерстон, — Доре накурился опиума, и его рисунок — бред, вызванный наркотическим кайфом. Но вы должны все это проверить. Вы умеете переодеваться так, что вас не узнает родная мать, и говорите на всех языках. Значит, есть все основания полагать, что вы сумеете проникнуть туда, куда полиция боится даже сунуть нос. Найдите этого малого, Доре, и поговорите с ним.
В это мгновение из механизма со свистом выпала на стол коробочка. Премьер-министр открыл ее, достал листочек и протянул Бёртону.
— Ваше жалованье будет таким.
Бёртон посмотрел на небрежно написанные цифры.
Уже во второй раз за это утро у него отвисла челюсть.
Ночной туман сконденсировался в зеленовато-желтый удушливый смог, который выедал глаза Бёртона, пока он ехал на кэбе вдоль Уайтхолла. Это был совсем новый экипаж, запряженный паролошадью. Четырехколесная машина походила на ракету Стефенсона, но отличалась от нее размерами: она была длиннее, шире и выше, а впереди нее торчала высокая тонкая труба. К каждому концу передней оси крепились два тонких рулевых рычага, которые уходили к водителю, сидевшему в «ящике» на верхушке кэба. На рукоятках рычагов находились тормоз и ручки, позволявшие контролировать скорость.
Несмотря на высоту трубы, дым все равно упрямо лез в лицо кэбмену, поэтому тот постоянно носил защитные очки и кожаную шляпу.
Бёртон сидел внутри и рассеянно глядел в окно, пока экипаж пыхтел вдоль обочины. Похожие на призраков жители Лондона сновали в густом желтом тумане, выныривая из него и исчезая вновь, словно не были уверены в реальности собственного существования.
Похмелье Бёртона как рукой сняло. Он чувствовал себя сильным и полным энергии; наконец-то у него появилась цель.
Тем не менее, последние слова Пальмерстона все еще звучали у него в ушах: «Эта работа не для семейного человека, надеюсь, вы понимаете?»
Бёртон понимал.
Изабель не поймет.
Пенфолдская частная лечебница под патронажем Сестринства благородства и великодушия находилась в Сент-Джонс-Вуде, на Эдгвар-роуд.
Экипаж подъехал ко входу, Бёртон расплатился и вышел. Потом поднялся по лестнице в здание.
Медсестра в приемной изучающе посмотрела на него.
— О! — воскликнула она. — Ваше лицо! Прошу прощения, сэр, но мы не занимаемся такими незначительными ранами. Вам нужно всего лишь умыться и обработать царапины и синяки.
Бёртон улыбнулся.
— Откровенно говоря, сестра, я хотел бы навестить лейтенанта Джона Спика. В какой он палате?
Она опять посмотрела на него, теперь удивленно.
— Его тут нет, сэр. Его увезли сегодня ночью.
— Увезли? Кто? Куда?
— Ээээ… — она запнулась. — Может, его семья?
— Вы меня спрашиваете?
— Нет, сэр. То есть я хотела сказать — да, его семья… наверное.
Бёртон нахмурился.
— Наверное? Что произошло? Скажите толком.
— Сэр, вы родственник лейтенанта Спика?
— Меня зовут Ричард Бёртон. Вероятно, вы слышали обо мне.
— О, конечно. Да, сэр, слышала. Собственно говоря, дело в том… одним словом, лейтенанта забрали из больницы ночью, во время дежурства сестры Рагхавендры, и она не оформила документы как положено. Так что мы не знаем точно, кто именно пришел за ним и куда его увезли.
— Вы даете! Человек лежал на смертном одре! Как же она разрешила забрать его, не оформив документы?
— Она… она говорит, что ей стало плохо, и она не может ничего вспомнить, сэр.
— В самом деле? И когда это произошло?
— Около четырех часов утра. В это время в больнице очень мало персонала.
— Спик был еще жив?
— Да, сэр. Но мне… очень жаль, откровенно говоря, скорее всего он не выживет, несмотря на все наши усилия. Простите, сэр.
— Я бы хотел видеть эту сестру Рагхавендру, если вы не против.
— Боюсь, не получится. Ее сняли с дежурства и отправили домой. Она была не в себе.
— А где она живет?
— О, я не могу сказать вам этого, мистер Бёртон. Это нарушение правил.
— К дьяволу все ваши правила, сестра! Мне на них наплевать!
Медсестра вытаращила глаза.
— Сэр!
Бёртон вынул из кармана бумажник, вытащил оттуда сложенный документ и показал ей.
— Посмотрите на подпись. Узнаете?
— Нет. Ой, мой бог! — такая же, как на фунтах.
— А теперь прочитайте, — приказал он, тыча пальцем в короткую фразу.
Она прочитала, поджала губы и кивнула.
— Хорошо, сэр. Я поняла. Сестра Рагхавендра живет здесь, — она написала на листочке бумаги адрес и отдала Бёртону.
— Спасибо. — «Да, документ, который утром вручил мне Пальмерстон, реально работает», — с удовлетворением подумал Бёртон и повернулся, чтобы идти.
— Сэр Ричард, — внезапно окликнула его медсестра.
— Да?
— Втирайте касторовое масло в кожу вокруг глаза, — улыбнулась она. — Синяк опадет.
