ли кожа на моем лице светло-желтой, как у тети Люси?
Тетя Люси, сестра матери, всегда была очень горда тем, что
49
ее кожа была светло-желтой, а это было значительно ближе к белой. А это было очень важно, значительно важнее, нежели они думали, когда состарились. В молодости они думали, что быть белым — это самое важное в жизни.
«Дэни, ох, Дэни!»
Похоронная процессия змейкой двигалась по направлению к кладбищу... А мысли Кларенса бродили по другому кладбищу, это было в Пукетте тридцать лет назад. Они пришли хоронить папу Бака, отца его матери, и Кларенс с семилетней Дэни шли рядом рука об руку. Похоронная процессия вошла на красивое кладбище. Это был мирный, ухоженный участок с красивой бархатной травой и яркими, выстроившимися в боевом порядке цветами, росшими прежде кое-как, но сейчас собранными в букеты. Они с Дэни подумали, что это прекрасное место для папы Бака.
Но дядя Илия объяснил, что они проходили через часть кладбища для белых. Вскоре пейзаж резко изменился — все вокруг выглядело заброшенным и запущенным, и вместо красивых мраморных надгробий были надписи, сделанные на бумаге и прикрытые сверху пластиком — так были обозначены места захоронений черных. Оглянувшись, Кларенс заметил, что на многих табличках стерлись надписи от длительного пребывания под открытым небом, и имена умерших исчезли. Даже у мертвых, у белых были мраморные надгробья, а у черных — промокшие от дождя бумажки. Маленькая Дэни тогда заплакала. Он привлек ее к себе поближе и сказал, что это не имеет никакого значения, хотя на самом деле думал иначе. Он хотел опять оказаться в том же времени, чтобы коснуться лица той маленькой девочки.
Остаток дня — похороны, семейный обед — не остался в его памяти, как будто он смотрел какой-то фильм с плохой видимостью, и это было как бы фоном, в то время как мыслями он был далеко. Когда они вернулись домой, он закрылся в своем кабинете, спрятавшись от Женивы, от детей и любимого отца, чтобы мысленно остаться наедине с Дэни, которую он любил и которая ушла. Он вспоминал ее ангельское лицо, на которое было похоже лицо... Фелиции.
«Ты не имеешь права забрать Фелицию, Бог. Ты уже взял мою сестру. Но Ты не можешь забрать эту маленькую девочку».
50
Кларенс вышел мз кабинета и объявил, что собирается в госпиталь. Женива настояла на том, чтобы они поехали вместе. Он сдался.
— Впусти меня в свой мир, Кларенс, — попросила Женива, когда они отъехали. — Я знаю, ты горюешь, но и я тоже. Поговори со мной, пожалуйста.
Он не хотел разговаривать не потому, что не видел в этом смысла, а из-за боязни, что чем-нибудь может обидеть ее. Кроме того, разговоры казались ему бесполезными. Что бы это изменило?
Женива пыталась заполнить молчание. Но она не могла проникнуть в холодный мрак души своего мужа.
«Состояние Фелиции неизменно, — сказал доктор, — определенно это хороший знак, ничто не изменилось к худшему. Но она по-прежнему без сознания». Кларенс настоял, чтобы ему позволили войти в реанимационную палату и увидеть Фелицию, которая неподвижно лежала в кровати.
Кларенс остановился в дверном проеме спальни, опершись на острый угол спиной. Затем начал чесать спину из стороны в сторону и вверх-вниз. Женива всегда поддразнивала его из-за этого, называя неуклюжим медведем гризли. Сейчас она молчала.
В его памяти вдруг всплыли дни, когда он был нападающим в футбольной команде колледжа. Его мозг проигрывал самые острые моменты игры, которая была двадцать лет назад. Он не помнил моментов, когда хорошо выполнял то, что от него требовалось, но хорошо помнил, когда проигрывал.
Спайк, их английский бульдог, прошествовал в спальню, переваливаясь из стороны в сторону, как толстая сосиска, как Чарли Чаплин. Спайк посмотрел на него снизу вверх своими понимающими глазами и попытался утешить своего хозяина. Собаки очень преданны, их жизнь тесно переплетается с жизнями их хозяев, они могут днями не есть, ожидая возвращения хозяев домой. Коты же спокойно могли обходиться без общества хозяев. Кларенс подумал, что лучше быть котом, чем собакой.
Пролежав минут пятнадцать в постели с книгой в руках и не имея ни малейшего понятия, что же он прочитал за это время, он выключил свет и стал вспоминать, заново переживая свой последний диалог с Дэни:
— Здесь плохо жить, Анци. Дети умирают, они убивают друг
51
друга. Ты должен придти и помочь. Нам нужен такой мужчина, как ты. Ты говорил, что всегда защитишь меня, и всегда защищал, старший брат. Но ты нам нужен здесь.
— Мои мечты со временем не изменились. Домик в деревне, мир и безопасность моих детей. И ты тоже будешь с нами, если только согласишься к нам переехать. Это ведь не очень плохая мечта, сестричка?
Мечты исчезли, уступив место ночным кошмарам. Даже надежда на скорый переезд в деревенский домик на расстоянии десяти километров, могла воодушевить очень ненадолго. Как далеко нужно бежать человеку от города, чтобы избавиться от присутствия греха смерти?
Открытое окно спальни, как будто шероховатой тканью, укрыла ночь. Кларенс Абернати стал частью непроглядной тьмы, окружившей его. Он чувствовал себя, как птичка, подстреленная на лету и умирающая в камышах, без всякой надежды вновь увидеть горизонт.
В какой-то момент, без всякого предупреждения его неизбывное горе стало превращаться в более сильное чувство — ярость.
«Кто убил мою сестру? И почему? Неужели он думает, что останется безнаказанным?»
Более часа он лежал в темноте, и в его мозгу прокручивались дюжины возможных вариантов его встречи с убийцей. Стиснув зубы, он в деталях проигрывал, что сделает с ним при их встрече.
ГЛАВА 4
Это произошло поздним вечером в четверг, через два дня после похорон. Температура воздуха упала с 25°С до 15°С. Кларенс вернулся после напряженной велосипедной тренировки и стал под душ. Когда он закончил и вернулся в спальню, Женива вошла следом и закрыла за собой дверь:
— Звонил доктор Ньюмен, — кратко произнесла она.
— А... Врач-психопат? И по какому поводу?
— Доктор психолог почувствовал, что для детей не очень хорошо жить здесь, в этом районе, по крайней мере, сейчас.
— Как же он это почувствовал? А? И с какой стати?
— Слишком
