Как вы уже догадываетесь, меня назначили переговорщиком. Об этом и спешил сообщить Иконников. Когда я выехал в Пешавар, до окончания ультиматума, оставалось двенадцать часов. Когда добрался до Ланди Котала, количество этих драгоценных часов сократилось до шести.
Меня провели по вагонам ‒ показать, что заложники живы-здоровы, ничего с ними не случилось. Провели быстро, чтобы я не успел ни с кем вступить в контакт. У меня, конечно, кошки на сердце скребли при виде женщин и детей: измученных, осунувшихся. Понимали, что их могут убить и отсчитывали оставшиеся им часы жизни.
Потом меня доставили в здание станции, где расположился командир отряда. Увидев его, я не знал, плакать или радоваться. Это был Нарази. Бородку сменила густая борода, на обветренном лице печать жестокости и фанатизма, губы решительно сжаты. Будь на его месте другой полевой командир, не было бы сомнений – как вести себя, договариваться. А теперь… Появление Нарази могло быть большой удачей. Но, возможно, исключало компромисс.
Не помню, как я выразил свое изумление. Может, руки развел, поднял брови или сказал что-то вроде: «Надо же! Это вы!».
Со стороны Нарази никаких жестов или мимических движений не последовало. Он смерил меня взглядом, скорее равнодушным, нежели враждебным.
Когда вы сюда ехали… Знали, что я здесь?
Я не знал, так и ответил.
А если бы знали тоже бы поехали?
Даже если бы тут командовал сам черт. Среди заложников женщины и дети. Вы убьете их через шесть часов. Разве я не должен попытаться спасти их?
‒ И как собираетесь это сделать?
Я призвал проявить милосердие, гуманизм и здравый смысл, сказал, что терроризм наносит вред борьбе афганского народа за свое освобождение.
Нарази усмехнулся:
‒ Допустим. Но что взамен? Переговоры ‒ это торг, а вы не торгуетесь, только просите. Мы не против гуманизма и милосердия. Так проявите его первыми! Освободите наших бойцов. Заплатите выкуп. Нам нужны средства для борьбы.
Я пожал плечами.
‒ Это зависит от пакистанцев…
‒ У России есть влияние, вы можете надавить на них. Если хотите выручить своих. А не присылать человека, который не говорит ничего конкретного.
Тут я решился: будь, что будет.
‒ Есть конкретное! ‒ чтобы придать весомость своим словам тряхнул головой и с силой стукнул правым кулаком в левую ладонь. Получился звонкий «шлёп», довольно убедительный. Нарази вопросительно уставился на меня. ‒ Только это совершенно секретное российское предложение, не пакистанское. И мне поручено передать его без свидетелей.
Окружавшие нас талибы неодобрительно зашумели.
‒ Потом вы обо всем расскажете своим людям, я прекрасно понимаю, что окончательное решение вы принимаете вместе.
Нарази задумался.
‒ Тогда к чему такие сложности, говорите прямо сейчас.
‒ По логике ‒ да, верно, но у меня приказ, я обязан ему следовать. Сначала – только мы, потом поступайте как хотите.
Нарази махнул рукой и талибы, хоть и зароптали, покинули комнату. Мы остались вдвоем, не теряя времени, я подошел к нему почти вплотную и шепнул: ‒ Я тогда все узнал, звонил, но никого в посольстве уже не было. Ваши жена и дети живы-здоровы, я все устроил, их не тронули, они ждут вас.
Афганец вздрогнул, мгновенно утратив каменно-бесстрастный вид, как-то резко и беспомощно выдохнул.
‒ Слушайте внимательно, ‒ я говорил быстро, чтобы не дать ему опомниться, ‒ все можно организовать, вы получите вертолет, он доставит вас в любую точку в зоне племен.
Нарази отстранился, сцепил руки, чтобы унять дрожь. Он колебался, это бросалось в глаза.
‒ Мои люди никогда не пойдут на это. Что я им скажу? У вас нет никакого секретного предложения.
‒ Нет, есть! ‒ горячо воскликнул я. ‒ В том-то и дело, что есть, на карту поставлено очень многое, только ваша безумная выходка всё может пустить под откос. Вы не забыли, о чем просили в Исламабаде, когда мы виделись в последний раз? Так вот, в Москве очень долго решали, но идея правильная, нам ни к чему американцы и натовцы в Афганистане, от этого всем только хуже. Теперь нужен контакт с вашими руководителями, с муллой Омаром, вы для нас просто находка, станете посредником. Сейчас от вас зависит судьба Афганистана. Объясните это своим головорезам. Убедите. Вы сможете.
Нарази был взволнован. Колебался, несколько раз прошелся по комнате. Наконец решился.
…Вертолет сел на пристанционной площади Ланди Котала. Кроме пилота, в кабине укрылись пятеро рейнджеров. Они в упор расстреляли талибов, когда те зашли в салон. Нарази пустили пулю в висок. Он и охнуть не успел.
Заложники были спасены, террористы – мертвы. У меня выпытывали, и пакистанцы, и наши, как мне удалось уломать талибов. Я ссылался на свои давние доверительные отношения с Нарази, это, мол, помогло убедить его отказаться от своих планов.
Пакистанцы не поверили, догадывались, что русский темнит.
Послу я признался, что обманул афганца, посулив союз с Движением Талибан16. Но умолчал о том, что солгал дважды.
Тогда, в Самангане, достумовцы устроили настоящую резню. Жену и девочек Нарази растерзали. Но об этом он так и не узнал.
5. Псих ненормальный
Мост Джинджа Чича в Исламабаде взорвали в шесть часов вечера, сразу после того, как через него проехал лимузин президента. Ухнули двести пятьдесят килограммов пластида, заложенных в горизонтальные балки. В соседних домах полопались стекла, жильцы и прохожие на время оглохли.
У моста и у тех, кто на нем находился, не оставалось ни малейшего шанса. Бетонные плиты и обломки стальных конструкций посыпались в мутные воды речки Нулла Ле, а темное облако из мусора, пыли и каменной крошки взметнулось на десятки метров. Автомобиль с бойцами охраны (группа спецреагирования, созданная гендиректором военной разведки Тариком Маджидом) подбросило вверх, на пару мгновений он застыл в воздухе. Это было диковинное зрелище: черная махина зависла над разрушенным мостом, словно сказочный летательный аппарат. У автомобиля бешено вращались колеса, не находя соприкосновения с землей, а командир Шабир Мумтаз палил сквозь расколотое ветровое стекло.
Лимузин президента не успел далеко отъехать, тряхнуло его здорово, но он уцелел. Это настоящая крепость на колесах, способная двигаться с пробитыми, даже полностью изорванными шинами. Броня устоит против гранатомета, выдержит химическую или биологическую атаку. Конечно, не успей президент проскочить мост, не помогли бы никакие ухищрения.
