сильно развитые мышцы и крепкие руки. Ну да, он же спортсмен. На них никаких украшений — ни браслетов, ни часов, ни даже таких популярных среди молодежи татуировок. Черные пряди волос чуть длинноваты, на мой взгляд, для начальника Департамента Управления, но он совсем молод, и на это можно списать. Его взгляд, конечно, наглый и вызывающий, мне не нравится, особенно когда уголок рта дергается и чуть приподнимается в привычной усмешке. Темно-серые глаза свободно гуляют по моему телу, откровенно ощупывают. Что я там говорила про отсутствие пошлых намеков? Чувствую себя обнаженной, кожа на шее и груди начинает гореть и зудеть. Вот как он может? Я же старше, должна быть хоть какая-то грань приличия… Мерзавец.
Поджимаю губы и холодно смотрю на наглеца, не решаясь заговорить первой. Черт его знает, какое у сопляка сегодня настроение.
— Зачем вам эта работа, Анна Владимировна? — спрашивает на полном серьезе.
Сначала даже слегка теряюсь от внезапного вопроса, но потом все же беру себя в руки. Главное не показать ему, что вся ситуация с этой работой и им, в качестве моего босса, вызывает во мне нервозность.
— Здесь хорошо платят.
— Честно, — хмыкает.
— Как есть, — пожимаю плечами.
Раздумывает еще мгновение, прежде, чем открыть ящик стола и достать продолговатый конверт.
— Что ж, так даже лучше. Вам нравятся деньги, а мне мое время. У меня к вам хорошее предложение, — почему-то от этих слов я только еще больше напрягаюсь, но продолжаю истуканом стоять у его стола.
— И какое же?
Темно-серые глаза темнеют почти до черного цвета, а усмешка пропадает с лица, делая его взгляд жестким и безразличным. Без улыбки и своего фирменного нагловатого взгляда он даже кажется старше.
— Я заплачу вам хорошую сумму, и вы уберетесь отсюда к чертовой бабушке. Таким образом, вы даже избежите участи убежать отсюда в слезах, вместо этого уходя с пухлым конвертом.
Оторопело смотрю на него, ничего не понимая. Деньги конечно мне нужны, кто ж спорит. Но вот так… зная, что ты их не заработал… Вряд ли я соглашусь на такое. За кого он меня принимает? Хотя глупый вопрос, за пустое место, естественно.
— Я вынуждена отказаться, Ярослав Игоревич, — ровно произношу, стараясь не показывать мальчишке обуревающих меня эмоций. Во мне кипятком плещется злость и обида. Да в чем проблема? Почему я не могу остаться тут работать?!
Он тяжко вздыхает и, взяв со стола в руки баскетбольный мяч, кидает мне его за спину, заставляя нервно вздрогнуть. Позади меня над дверью висит корзина. Слышу стук, звон цепи — он попал в цель, потом мяч откатывается к моей ноге. Хочется пнуть его в окно, потому что все эти жесты меня выбешивают. Прочерчивают жирную линию между мной, которая хочет здесь работать, и им, который не ценит в этом кабинете ни черта. Сводит все к фарсу, театральной постановке. А мне что делать? Опять прикажете вещи собирать? Да сколько можно!
— Дура. Все равно сама сбежишь, просто чуть позже. Думаешь, мой отец долго будет оценивать твою службу ручной болонки?
— О чем вы? — заметно напрягаюсь.
— Да брось ты. Я знаю, что он тебе приплачивает лично сверху положенной сумы за разного рода информацию обо мне.
Мои щеки начинают полыхать от стыда, а его холодная улыбка только становится шире и шире.
— То, что ты докладываешь ему о каждом моем шаге, я тоже знаю. Такая чушь. Как будто я президент Америки. Ну что такого интересного ты ему рассказала? Сколько раз я сходил отлить за день? Или какая начинка была в моем сэндвиче? Ну, чего ты молчишь?
С каждым его словом я еще больше чувствую себя вымазанной в грязи. Потому что он прав. Я не знаю, какие у них там отношения с отцом, но в первые дни Корсаков старший вызвал меня к себе, и я сама дала согласие докладывать о сыне и любых его передвижениях. О чем теперь сильно жалею. Потому что стремно работать под начальством одного, и докладывать другому. Сама не знаю зачем я вообще согласилась на это. По всей видимости находилась в эйфории от полученной должности.
Несколько недель назад думала по-другому, мол, какая разница. А сейчас, я с ужасом осознаю, что поведала даже о подписанных документах и новых контрактах. С другой стороны, это же компания его отца. Он должен знать… Сопляк может запросто все угробить таким отношением к бизнесу отца.
Вот только от своих поступков самой неприятно на душе.
— Ярослав Игоревич… я просто… — растерянно бормочу, не зная что еще сказать.
Он неторопливо поднимается с кресла и в пару шагов преодолевает расстояние между нами. Встает напротив меня, возвышаясь над головой, на макушке чувствую его дыхание. Почему-то этот парень и его давящая аура мне категорически не нравятся, хочется отступить на метр, а лучше десять, но я стою, делая вид, что мне все равно. Упорно разглядываю лейбл рубашки на его груди. Значок Армани мне сейчас куда более интересен, потому что я боюсь заглянуть в глаза юноши напротив. Гневные и полные презрения.
— Что «вы»?
— Я… Я всего лишь хотела здесь работать, — почти шепотом произнесла я, сжимая пальцы до побелевших костяшек. — А вы с первого дня показывали, что я здесь не задержусь. Что и говорить, я же вижу, что вы не хотите работать у своего отца. А мне что делать? Мне дали именно это место. Сидеть именно у вашего кабинета, а не у другого. Мне нужна эта работа…
— Предлагаете мне тоже заняться делом, чтобы вы смогли успокоить свою душу и получать зарплату, как говориться, не зря?
— Не знаю. Почему бы и нет.
— А вы еще и наглая, Анна Владимировна, — усмехается. — Только вот вы ни черта не знаете о работе, которую так настойчиво предоставляет мне мой отец, но беретесь судить меня и говорить о том, что я ни черта не делаю.
Перестав соображать и окончательно потеряв суть разговора, я поднимаю на него глаза, нервно кусая губы.
— Если вы попросите перевести меня в другой отдел, вы таким образом избавитесь от меня.
В ответ он фыркнул и коротко рассмеялся.
— Да разбежался. Зачем мне это делать? Вы и так уйдете.
Отрицательно качаю головой, с сухим удовлетворением замечая очередную порцию недовольства в серых глазах. Раскаленными углями жжет в груди обыкновенная усталость и вечная гонка за чем-то недосягаемым для меня. Как эта работа, например. Кому-то кажется, что просиживать в офисе самое скучное, что может быть, а для меня является мечтой, потому что до этого
