собой посуду и пошла работать. Печенье ей больше не хотелось.
* * *
Архипов посмотрел на санитара с равнодушно-пропитым лицом. Почему он не мёрзнет? Привык, наверно. Руслан передёрнул плечами и пожалел, что не взял с собой пиджак. Июньская жара не проникала в морг. Под тонкой голубой рубашкой следователь покрылся мурашками.
– Да. Это он, – сказала женщина слегка за тридцать, погладила посиневшую руку лежавшего на железном столе мужчины и отвернулась к кафельной стене.
Мышиный хвостик – волосы невнятного цвета, перехваченные резинкой, затрясся. Женщина заплакала. Архипов тоже хотел плакать. Его выворачивало от тошнотворного запаха. Он, конечно, не кисейная барышня, но походы в морг его не радовали. Ни виды мёртвых, иногда растерзанных людей, ни холод, пробирающий до костей, а именно этот едва уловимый запах смерти заставлял его желудок сворачиваться в клубок. Зачем он вообще пошёл в полицию с таким желудком?
– Это Лев Амурский? – уточнил Архипов для протокола.
– Да, – уже спокойно подтвердила женщина. – Это мой брат.
После опознания Архипов повёл Лизу Амурскую к себе. Усадил на лучший стул, поставил перед заплаканной женщиной чашку с зелёным чаем. Лиза сидела на краешке стула, как воробушек, и пила скромными глотками чай. Руслан исподтишка её рассматривал. Сестра актёра мало на него походила. Только глаза – большие, выразительные, не глаза, а глазищи. Всё остальное было блёклое, как замызганное полотенце – причёска, платье, привычка заправлять волосы за ухо. В её глазах читалось вечное ожидание чего-то страшного. Интересно, могла ли она "заказать" брата? Или сама его… устранить? Проверим, конечно, но верится в братоубийство с трудом.
– Знаете, он в детстве посмотрел "Титаник", и всё – решил стать актером, как Леонардо ди Каприо. Даже имя поменял на Лев. Почти как Лео.
– А как его назвали родители? – поинтересовался Руслан.
– На самом деле его зовут Лёня, Леонид. Родители наши рано умерли, Лёня был подростком. Мне к тому времени уже исполнилось восемнадцать лет. Я заменила ему мать.
Голос Лизы задрожал, а глаза наполнились слезами. Вот-вот заплачет. Архипов налил стакан воды и подал его сестре актёра.
– Простите. Не могу поверить, что Лёню убили.
– Понимаю, – сказал следователь. – Но нам нужно знать, как он жил, с кем дружил. Невеста у него имелась?
– Невеста? – повторила женщина и усмехнулась, вытирая слёзы бумажным платком. – У Лёнечки было много невест.
– Это как? Длинный донжуанский список?
– Типа того. Он поступил в театральное училище сразу после школы. Внешность помогла. Девчонки падали ниц, и приёмная комиссия не устояла. Внешность, фактура. Знаете, такой прирождённый герой-любовник. Ну, в общем, это и стало его амплуа.
– Лиза, нам нужно осмотреть квартиру Вашего брата.
– Конечно, конечно. Поедемте, я покажу, – с готовностью откликнулась женщина.
Регина сбежала с работы на обед и присоединилась к мужу и вместе с ним, Берёзкиным и экспертом поехала на осмотр квартиры потерпевшего. Ростоцкая вышла из машины и огляделась. Район, где жил убитый, был ещё тот – спасала только летняя зелень, всё остальное было жалкое, полуразрушенное.
Дом Амурского – брежневская пятиэтажка, с потёками и трещинами на фасаде, никак не выдавал, что в нём проживала звезда Российского кинематографа. Да и внутри стандартной двухкомнатной квартиры всё было очень скромно: пожилые обои, деревянные перекошенные двери, пожелтевший потолок, скрипучие полы и разнокалиберная мебель.
– Ну, вот, собственно, и Лёнечкина берлога, – сказала Лиза, обводя гостиную рукой.
Женщина подошла к столу, собрала пустые бутылки с дорогими этикетками и, стыдясь, сложила их в валявшийся на полу пакет. Посмотрела на деревяшки и щепки от сломанной мебели, растерянно оглянулась – куда их убрать?
– М-да, – разочарованно крякнул Берёзкин.
Сестра погибшего передумала убираться, села на краешек продавленного кресла, предлагая служителям закона осмотреть квартиру самостоятельно.
– А я думал, что кинозвезды по-другому живут, – сказал старший оперуполномоченный, когда обошёл все комнаты – небольшую кухню, ванную и спальню.
– Все так думают. Считают, что Лев Амурский купается в роскоши и живёт в пентхаусе, в стеклянном небоскрёбе или на Рублёвке в Москве. Воображение рисует эдакого светского льва с хорошими манерами, проводящего досуг с книжкой и рассуждающего о трудах Ницше. А Лёнечка был не такой.
– А какой он был? – спросил Архипов.
– Играть, актёрствовать он любил, да. Ради съёмок и получение хорошей роли мог пойти на что угодно. Но в жизни он был…
Лиза Амурская на мгновение задумалась, уставившись стеклянными глазами в давно немытое окно. Регина заметила, как трудно ей было подобрать слова. Что её мучает? Боль утраты или что-то другое?
– Скажем так, он был транжира. Да. Деньги у него сквозь пальцы лились. Я живу в доме родителей. Когда он получил первые гонорары, я уговорила его купить эту квартиру. Тогда он меня ещё слушал. Иначе всё спустил бы на друзей или в карты проиграл.
– Азартный игрок? – уточнил Берёзкин.
– И это тоже, – махнула рукой Лиза. – Он больше любил возлияния, шумные компании, пустить пыль в глаза, мол, банкет за мой счёт, друзья. После смерти родителей мы жили скромно, а потом он вырос и хотел беззаботной жизни, чтобы не думать о каждой копейке. Возле него вечно крутились подозрительные типы. Месяцами пропадал на съёмках, а как вернётся, так всё – святых выноси.
– Значит, это квартира теперь Вам достанется? – спросил Архипов, уставившись на Лизу в упор. Выдержит ли она его взгляд?
– Мне. Наверно. Но Вы же не думаете… что это я…, – женщина не закончила вопрос. Встала с кресла. Голову втянула в плечи. Глазища Амурской испуганно уставились на следователя, она перевела взгляд к Берёзкину, к Регине, ища поддержки, и вернулась обратно к Архипову.
Регине стало её жаль, да и Руслан уже пожалел, что задал такой неудобный вопрос, отвёл взгляд первый. Амурская была готова разрыдаться. В то же время Ростоцкая чувствовала, что женщина что-то недоговаривает. Клептоманка подошла к ней.
– Лиза, Вы не волнуйтесь. Никто Вас ни в чём не обвиняет. Мы просто задаём вопросы.
Регина доверительно прикоснулась к руке воспрянувшей женщины, и стены с пожелтевшими обоями сначала колыхнулись, а потом исчезли. Ростоцкая оказалась в воспоминании Лизы.
Лиза открыла дверь своим ключом, предварительно нажав на кнопку звонка. Прислушалась. Охов, вздохов не услышала, значит дам в квартире брата нет, и она не попадёт в неловкую ситуацию, как в прошлый раз. Даже вспоминать противно!
Женщина сняла обувь, хотя и не стоило этого делать – полы здесь давно никто не мыл, надела тапочки, прошла в гостиную и остановилась как вкопанная.
– А-а-а! Здорово мы тебя разы-ы-ыграли, да-а-а? – спросил Лёня злорадно. Язык у него заплетался, он растягивал гласные.
За
