страшным гонениям. Всё остальное было слишком относительно и явно непригодно в качестве приветствия к революционному юбилею. Возможно, именно поэтому «Интернациональная литература» попросила Томаса Манна в мае 1937 года – фактически – прислать другую статью. Томас Манн отвечал, что в данный момент ему больше нечего ей предложить. Кроме того, он является издателем нового журнала и имеет определенные обязательства[122].
Московский корреспондент братьев Манн Сергей Динамов недолго оставался редактором. В начале 1939 года он был арестован как «шпион» и расстрелян. Такая же судьба постигла и важнейших фигурантов советской пушкинской кампании. Ее главный инициатор, писатель и функционер Александр Арозев, а также активный перестройщик Пушкина в предвестники социализма нарком просвещения РСФСР Андрей Бубнов были арестованы как «шпионы» и расстреляны в 1938 году.
8 июля 1937 года Томас Манн сделал характерную запись в дневнике: «За обедом В. Герцог. Затем на террасе много о России, Сталине и т. д. Необходимость дистанцирования. Слишком положительная позиция Генриха. Действие переписки». Клаус Манн формулировал более резко: «Г. М. [Генрих Манн] полностью послушен коммунистам»[123].
В тот же день Томасу Манну по почте пришли путевые заметки Фейхтвангера «Москва 1937». Он отметил в дневнике: «Однако странно читать».
Первый номер журнала «Масс унд верт» («Мера и ценность»), который издавал Томас Манн, вышел в сентябре 1937 года. Его предисловие не содержало ничего, что Советы могли бы записать себе в актив. Писатель предлагал будущим авторам программу некоей консервативной революции – на слух коммунистических идеологов, понятия совершенно абсурдного. Речь в ней шла о том, чтобы сохранить «идею надличностных, надпартийных и наднациональных меры и ценности», но при этом не слепо заимствовать саму эту меру из прошлого[124]. Национал-социалистическому «преодолению христианства» Томас Манн противопоставлял христианские вечные нравственные идеалы. Объективно это противопоставление точно так же, если не сильнее, затрагивало идеологию коммунизма и атеистическое советское государство.
Благожелательные рассуждения о сущности социализма тоже не могли удовлетворить компетентные инстанции в Москве. Само это понятие Томас Манн, как и раньше, толковал с позиции человека искусства и дилетанта, в результате чего создавался расплывчатый и символический, а потому неприемлемый для Советов образ их государственной идеологии. Иными словами, для советской стороны, наблюдавшей за всеми проектами в среде немецкой эмиграции, предисловие Томаса Манна к журналу снова оказалось бесполезным. Впрочем, оно и так не предназначалось для Советского Союза.
В первом номере «Масс унд верт» был опубликован отрывок из нового романа Томаса Манна «Лотта в Веймаре». 16 ноября 1937 года заместитель редактора «Интернациональной литературы» Тимофей Рокотов попросил писателя разрешить публикацию этого романа в своем журнале. Томас Манн вежливо отказал, полагая, что речь идет о немецкоязычном отделе. Параллельная публикация, по его словам, повредила бы журналу «Масс унд верт». В ответ Рокотов извинился за неточную формулировку: он имел в виду перевод «Лотты в Веймаре» на русский. В том же письме он извещал Томаса Манна, что Генрих Манн обратил его внимание на другой роман брата – «Феликс Круль», и просил адресата прислать ему эту книгу[125]. Томас Манн отвечал:
Включение «Лотты в Веймаре» в русское издание «Интернациональной литературы» я всецело приветствую. Но обстоятельства таковы, что из-за обширного путешествия за океан и литературной подготовки к нему мне придется на более или менее длительное время прервать работу над романом, который готов примерно наполовину. <…> На данный момент было бы мало смысла в том, чтобы посылать Вам его начало. Но со временем я отправлю Вам машинописный вариант или 75 гранки немецкого оригинала.
Таким образом, в Москву снова отправился вежливо-обтекаемый отказ на фоне сообщения об очередной, уже четвертой по счету поездке в Америку. Но с другой стороны, именно контакты Томаса Манна в высших сферах американского общества делали его все более интересным для советских кураторов. Некоторым утешением для адресатов могло быть и то, что писатель послал им неоконченный роман «Признания авантюриста Феликса Круля», вышедший в издательстве «Керидо».
Лекционное турне Томаса Манна, начавшееся в феврале 1938 года, проходило в пятнадцати городах Соединенных Штатов – от восточного побережья через Средний запад до Калифорнии. Оно имело важные последствия для дальнейшего периода его жизни. Писатель завязал очередные знакомства во влиятельных кругах и решил вскоре окончательно переехать в США. Начало путешествия прошло под знаком политического кризиза, итогом которого стало присоединение Австрии к Германской империи в марте 1938 года. С 1933 года Томас Манн с особой горечью регистрировал провалы в политике западных демократий. «Трусливая и холодная болтовня Идена в нижней палате, – записал он 17 февраля 1938 года на борту океанского лайнера. – Ужасно. Последствия для Праги?»[126][127]
21 февраля газета «Нью Норк пост» сообщала: «Отчасти из-за качки на море, отчасти из-за вчерашней речи Гитлера д-р Томас Манн, немецкий писатель в изгнании, не совсем твердо стоял на ногах, прибыв сегодня на лайнере “Королева Мэри”, чтобы выступить с докладом “О грядущей победе демократии”. <…> Когда один из интервьюеров намекнул на то, что “фашизм производится на свет коммунизмом”, д-р Манн ответил: “Это ложь”, однако не стал далее развивать эту тему»[128].
Намек журналиста и ответ Томаса Манна составляют, в сущности, политическое содержание его поездки с лекциями. В то время как СССР старался укрепить свой имидж антифашистской державы, в США был распространен обратный взгляд на вещи. Широкие слои общества были настроены видеть в фашизме и национал-социализме надежную защиту от коммунистической опасности. Это имиджевое преимущество национал-социалистов в глазах «буржуазного мира» Томас Манн намеревался развенчать. Еще во времена своего вынужденного молчания, 15 ноября 1935 года, он писал брату Генриху о том, как важно и полезно внушать «буржуазному миру», что фашизм является лишь «западной формой большевизма» и что ждать от него нечего. Теперь он подготовил на эту тему обширный доклад для американской публики, в котором Советский Союз и его идеология занимали существенное место.
В докладе «О грядущей победе демократии» говорилось, что национал-социализм «в решающем отношении, а именно в экономическом, <…> является не чем иным, как большевизмом. Это враждующие братья, – продолжал Томас Манн, – из которых младший практически всему научился у старшего, русского, – но только не моральному аспекту; ибо его [младшего брата] социализм морально ненастоящий, ложный и циничный, но в экономическом действии он сводится к тому же, что и большевизм»[129].
Сведущую в политике аудиторию такие аргументы определенно не могли убедить. При всем сходстве экономических систем, именно в этом пункте между СССР и Третьим рейхом имелось важное различие: в нацистском государстве не был принципиально отменен
