Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
– Что случилось?
– А так не видно?
Женя находит носовой платок в кармане, хочет стереть кровь со щеки Ильи. Но тот отстраняется, смотрит мимо нее на воду и молчит.
Так же, молча, они вчера возвращались из клуба.
– Где мотоцикл? – спрашивает Женя. – Это из-за него побили, да?
Илья мотает головой.
– Его украли?
– Да не из-за мотоцикла это, – раздраженно отмахивается Илья. – Иди домой.
– И ты иди, – настаивает Женя. – Надо умыться. И перекисью помазать тоже надо.
В этот момент она думает: ну не пойдет, сейчас просто пошлет ее, и всё. Взгляд у него тяжелый, затравленный, и даже воздух вокруг его широких плеч будто темнеет и подрагивает. Но Илья все же поднимается на ноги ловким движением и идет за Женей, изредка шмыгая носом.
В дом он не заходит, сворачивает в сарай, в сырую темноту, и садится на накрытые пленкой доски. Его полосует свет, что сочится через щели в стенах. Женя приносит кусок мяса из морозилки, прикладывает к брови Ильи. Выглядывает наружу – вроде никто не видел, что они пришли. И хорошо. Она бежит еще за ваткой и перекисью, протирает ссадины, и перекись пузырится, схватывая кровь. Илья морщится, его ресницы подрагивают, и Женя вдруг замечает, какие же они длинные, даже отбрасывают игольчатые тени на обожженные солнцем скулы. Она сдвигается, чтобы не чувствовать его дыхание голым плечом.
– А что вы тут делаете? – спрашивает Даша. Она возникает в дверном проеме, с удивлением всматривается в лицо Ильи. – Ты подрался, что ли?
– Не твое дело, – огрызается он, и Даша, насупившись, уходит.
Женя почти слышит тиканье, начавшийся неотвратимый отсчет до взрыва. Поэтому, когда в сарай заходит тетя Мила, она не удивляется. Илья сжимает губы, будто готовится к тому, что сейчас слова начнут вытягивать клещами.
Но тетя Мила начинает с Жени.
– Довольна? – кричит она, налившись злостью. Руки уперла в бока, загородила собой выход из сарая. – Дружки твои Илье морду раскрасили! Брату твоему! Не стыдно?
– Они мне не друзья… – отвечает Женя, но куда там, не перекричишь. Заткнулась, велит ей тетя Мила, заткнулась быстро, когда старшие говорят с тобой, Илья не дрался никогда, но стоило сюда приехать, как вот, нате. Познакомила его с дружками, называется, весь дом тебя терпит, мать с бабкой на цырлах ходят, как перед королевой, избаловали вконец.
Илья пробует вклиниться, но бесполезно, он же мотается вечно черт-те где, нет бы с Дашкой помогать, нет бы огород копать, нет бы гвоздь заколотить в конце концов, но лучше водяру жрать с местными обсосами, в два ночи припираться, думали, не слышу, во сколько вы домой являетесь? Думаешь, раз я молчу, то можно дальше так?
Тетя Мила придвигается, кажется, сейчас замахнется, треснет больно по лицу, и Женя вся сжимается, готовясь.
– Девочка, шестнадцать лет, со взрослыми парнями по ночам мотается. Ни стыда ни совести! Позор! Отец твой приедет, все расскажу ему, ты поняла?
Илья берет Женю за руку и встает, закрывает собой. Его пальцы холодные и влажные от мяса. Же-ня глядит в его широкую напряженную спину, изучает катышки на футболке, потрескавшуюся надпись «КиШ». Чуть ниже темный след – смазанная кровь, будто футболкой вытирали пальцы.
– Мам, дай пройти. – Он тихо говорит.
Сперва тетя Мила упрямится, затем нехотя шагает в сторону.
– Шлюха малолетняя, – бросает вслед.
Эти ее слова стегают Женю, кожа на спине расползается, обнажая плоть, яд растекается по телу. Высвободив руку, Женя спешит к калитке, не оборачивается на его голос, тихий и неуверенный, как полувздох. Задыхаясь, она идет к дальнему переулку, к дому-шкатулке, песок набирается в сандалии, колет между пальцами. Ей хочется, чтобы Илья пошел за ней, но она знает – слышит, – что дорога позади пуста. И, наверное, хорошо – ей очень стыдно перед ним, ведь кто она после вчерашнего, если не шлюха?
Лаиля Ильинична не задает вопросов. Наливая чай, она рассказывает, что медведки в огороде завелись, слышала бы ты, Женечка, как они скрипят из-под земли – жуть. Выходишь ночью на крыльцо (ты пей, пей и бери конфеты, вот эти повкуснее), а эти орут, джунгли просто. Всю морковь пожрали! Я в мае перекопала, что могла (и печенье ешь, ты не стесняйся), но все без толку. Одно расстройство. Пал Петрович посоветовал бутылку из-под шампанского вкопать, а внутрь мед положить. Я так и сделала, вот жду теперь, вдруг заберутся…
Женя кивает. Шмыгая, жует печенье, и ей все так же больно.
Когда она вернется, Илья, Даша и тетя Мила уже соберут вещи. Под сбивчивые, на полувыдохе, извинения мамы и причитания бабули они пойдут вниз по дороге к остановке – впереди вышагивает тетя Мила, светясь праведным гневом, дальше Даша, за ней Илья с тремя пакетами и рюкзаком. Он даже не обернется, Женя увидит это с дуба.
Он даже не захочет попрощаться. Женя его поймет. Она виновата. И она с самого начала знала, что это ненадолго: смех, танцы, клевые друзья. Когда звезды вдруг заслоняет приятно тяжелое тело, пахнущее стиральным порошком и водкой. Настолько горячее, что кожа до сих пор будто обожжена.
10
2000
август
Мамка орет на всю электричку. Она всегда говорит громко, но стоит ей разозлиться, так начинает голосить демонстративно, оглядывая сидящих и раздуваясь, как токующий глухарь. Другие пассажиры это чуют и правда с ней не связываются, лишь вздыхают.
Илья тоже молчит, он знает: начнешь ей возражать, и все затянется еще на два часа. Он замечает, как опадает в протяжном выдохе грудь бабки через проход от них. Как смотрит в их сторону мужчина, сидящий за маминой спиной. Как ржут подростки у выхода из вагона, и с каждой репликой матери их фырканье все громче. Даша с мамкой всего этого не видят и не слышат, но Илье хочется отсесть подальше, выйти или разбить башкой окно и вывалиться на пути и гравий.
– Да они там все друг друга стоят, – громыхает мама. – Мать вообще дура, квартиру в МММ просрала. Я ей говорю: чего ты у меня-то не спросила? Светка-то понятно, тоже дура дурой, ни хера не понимает, но у меня-то ты могла поинтересоваться? Я бы сразу сказала, что это пирамида. Я эти дела сразу вижу.
Даша кивает, слушает внимательно. От этого внимания мать разбухает еще больше, наливается спелой важностью.
– И дочка хамка, – продолжает. – Ты видела, Даш? Даже не попрощалась. Хотя у Светки всё так, она же размазня. Все у нее на шее – и муж ее, и дочь, вертят ей, как хотят. А надо с ними вот как! – Мама сжимает кулак, показывает Даше, Илье и всем, кто сидит у них за спинами. – Понятно? Дарья, вот так вот надо. Вот!
В вагон заходит мужик с тележкой, перекрикивает мать: семена, укроп, петрушка, салат айсберг, редис, смесь бордосская, средство от муравьев. Илья отворачивается к окну и смотрит через запятнанное ржавчиной, кисло пахнущее металлом стекло на проносящиеся мимо деревни, березовые рощи, переезды с гусеницами ожидающих машин. Но видит только Женино лицо, голубоватое в полевом подзвездном сумраке. Чувствует щекой ее дыхание, как тогда в сарае.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
