женщина снова повела точёным плечиком под накинутым на откровенное декольте прозрачным платком, — Ты же у нас — сам по себе! Захочешь — выберешь меня. Захочешь — поддашься на заигрывания Дениз. Не даром же говорят, что её кожаное боди даже твердокаменного майора Вэйзи сподвигло на три визита подряд. А что: «разнообразие и экзотика» только бодрят вас, свободных от семьи профессиональных кобелей!
Синельников не придумал ничего лучше, как с облегчением рассмеяться: надо же! Его — приревновали!
Собственно, в другое время то, что его уже считают в какой-то степени чьей-то собственностью, и даже приревновали, заставило бы капитана насторожиться. Призадуматься, и возможно, напрячься. Он не чувствовал пока потребности «карьерного роста», и, следовательно, не собирался заморачиваться «постоянными связями с далеко идущими намерениями». Но сейчас он был слишком расстроен, чтоб обратить на всё это внимание. Нет, он хотел просто расслабиться!
Михаил сделал жест Карлу, официанту своего сектора бара.
— Вам как обычно, капитан? — Карл подошёл абсолютно бесшумно (Вот был бы диверсант!) и быстро: Синельников у Моны и спросить-то ничего не успел.
— Да, Карл. Будь любезен. А дама… — он вопросительно глянул.
— Дама будет тоже как всегда. Только скотч — двойной!
Карл исчез: словно растаял пластик под лучом плазменного резака — быстро и бесшумно, Синельников снова осмотрелся, уже не столько для того, чтоб действительно охватить цепким профессиональным взором то, что и так видел каждые три-четыре дня, сколько чтобы придумать, как вернуть хорошее настроение своей «девушке».
Офицерский бар восьмой палубы, где он обычно «тусовался», чтоб, скорее, не выделяться дебильным «индивидуализмом», чем действительно — по потребности тела и духа, сейчас был практически пуст. Сменившаяся вахта ещё не подошла, и только пять или шесть других офицеров пили и ели за своими столиками — трое в одиночку, остальные уже в компании штатных девиц.
Четыре бездельничающих бармена в серой униформе трепались друг с другом в центре зала, в своей круглой надстройке, окружённой рядом барных табуретов. Пятеро официантов в белых форменных блузах мирно сидели в своих углах, в ожидании клиентов и заказов. Картины с идиллически-пасторальными пейзажами и сценами охоты в девственных лесах, стилизованные под голландскую живопись семнадцатого века не столько радовали глаз, сколько не отвлекали посетителей от того основного, для чего офицеры и штатские специалисты приходили сюда: сбросить нервное напряжение. Выпить, потрепаться с коллегами. Вкусно поесть. Послушать спокойную мелодичную музыку. Расслабиться. Удовлетворить естественную тягу к нормальному, без ограничений и обязательств, сексу.
Для рядового состава на восьмом уровне существовало ещё три бара. Посещать их офицеры, конечно, могли, это не возбранялось. Но атмосфера там всегда царила совершенно иная: возможно, так казалось из-за вечно витавших у потолка клубов сигаретного дыма, бодро-вопящих танцевальных ритмов из колонок, и неуничтожимого запаха пота и адреналина. Собственно, для офицера посещать эти заведения считалось дурным тоном: присутствие начальства всегда мешало бойцам по-настоящему расслабиться. И — «отдаться». Отдыху.
Синельников однажды для интереса примерно подсчитал число девиц авианосца: во всех барах всех девяти уровней их корабля имелся штат всего в триста двадцать — триста пятьдесят профессионалок. (Затем его примерный подсчёт подтвердился данными отдела гражданского персонала.) Но как-то так получалось, что три полка, то есть — почти семь тысяч разных: спокойных, озабоченных и просто — здоровых кобелей, это небольшое количество вполне успешно обслуживало!
Потом заинтригованный капитан удосужился просмотреть статистику, которую вело подразделение стат. учёта. И удивился снова: больше одного раза в неделю услугами дам пользовалось не больше десяти процентов персонала. А тридцать — не пользовались вообще никогда.
Ну правильно: у многих офицеров, желающих сделать упор на продолжении карьеры, есть жёны. А рядовые и сержанты больше удовольствия получают от трёпа и драк.
Драки в барах для рядовых случались каждый день. И виновных никогда не стремились наказывать особо сурово: должны же сильные и натренированные боевые машины как-то выпускать пар! Тем более, что реального противника, на которого можно было бы выплеснуть агрессию и злобу, и в этот раз не выявлено. Чёрт его задери, этого «противника», чтоб он у…рался там со своими изощрёнными мозгами. — эта мысль снова кольнула противной занозой в мозг, заставив закусить щёку изнутри.
Синельников мысленно сплюнул. Он почувствовал, как необъяснимое раздражение снова поднимается, подкатывает к горлу откуда-то из глубин груди. Кулаки сжались, и он теперь вполне понимал кое-кого из рядовых, в такие моменты и ищущих, до кого бы до…
Положение спас Карл, поставивший перед ним аппетитно пахнущую дымящуюся тарелку, рюмку, и фигурную бутылку, а перед Моной — толстостенный низкий бокал с оранжевой жидкостью и кубиком льда.
Синельников благодарно кивнул, Карл удалился, помня, что капитан любит дозировать свою текилу сам. И Михаил действительно налил себе — даже больше обычного.
— Ну, за долгую жизнь!
Они с Моной никогда не чокались, но пили вместе. Вот только Синельников осушил рюмку в один глоток, а Мона лишь пригубила свой двойной.
— Может, поешь чего-нибудь? — на традиционный вопрос женщина столь же традиционно покачала головой. Михаил настаивать особенно не стал, и принялся за трапезу, отрезая куски от обжигающего, и восхитительно пахнущего натуральной говядиной и пряными специями, бифштекса с кровью. Заедал его он салатом из небольшой чашки, которую официант принёс на подносе в комплекте с тремя соусницами: с горьким карри, и двумя менее острыми, в которые Синельников иногда по очереди макал мясо.
Мона помалкивала, потягивая крохотными глоточками из своего бокала, только иногда странно на него поглядывала. Михаил посчитал это дурным признаком: сейчас в комнате его точно будут «допрашивать с пристрастием». Что не удивительно. Любопытство свойственно всем кошкам и женщинам. Даже лучшим. А то, что он расстроен, его дама наверняка просекла, стоило ему появиться на пороге бара. Так что пусть себе расспрашивает. Почему бы и не поделиться кое-какими деталями.
Вряд ли провал их миссии можно считать «важнейшей стратегической тайной».
Доев, он откинулся на спинку удобного пластикового стула:
— Чёрт возьми. Вот этого мне и не хватало: мяса!
— Вот как. Хм-м… А я-то, наивная, вожделеющая ласк и утех дура, полагала, что ты подсел именно ко мне не только пожрать мяса. И свою вечернюю программу честно заработанного отдыха захочешь продолжить в более… Интимной обстановке.
— Разумеется, сокровище моё предусмотрительное. Ты правильно почуяла.
Вот только текилу допью. Не к тебе же её тащить?!
В комнатке у Моны было почти уютно. Тесно — да, но женская рука чувствовалась везде. В хаотичном нагромождении баночек и коробочек на туалетном столике с тремя зеркалами. В милом абажюрчике люстры, с так поразившими Михаила в первое посещение рюшечками.
