кожи больше нет, есть только ее рука, которая сжимает мою душу.
Я не знаю ее. Совсем. Она чужая. Но почему я уже ощущаю ее родной? Своей. За нее… и в ад, любые пытки…
Так не бывает! Это не любовь с первого взгляда. Это одержимость. Это нечеловеческая сила. Чувство сокрушает, убивает, заставляет распасться на молекулы и атомы, чтобы возродиться совсем другим человеком, быть навечно привязанным к ней. И не будет никогда спасения.
Тогда я еще не осознавал, насколько прочно она пустила корни в моей душе, как просочилась в кровь, как заняла все мои мысли.
— Ты ошиблась. Я не стану вешать на себя убийство, — я сопротивлялся. Здравый разум еще слабо, но присутствовал в моей одержимой голове. — И какое тебе вообще дело? Как тебя пропустили? Откуда ты взялась? — засыпаю ее вопросами, вглядываюсь в синеву невозможных глаз, пытаюсь там найти ответы.
Зря стараюсь, позже я пойму, что Васька — это закрытая книга. И ни я, ни кто-либо другой, этого никогда не изменим.
— Тшш, — прикладывает палец к губам. Какие же они у нее… ее губы… Удары тока бьют без остановки… Реально забываю, где нахожусь, что мне светит… есть только она…
— Василиса, — выдыхаю. Как же сладко звучит ее имя.
Никогда не думал, что буду кайфовать просто произнося женское имя… А это, в последствии, станет моей жизненной необходимостью.
— Никита, — смотрит лукаво, подмигивает. Улыбка ее молодит, добавляет задора. А мое сердце подпрыгивает, делает кульбит и трепещет у меня где-то в горле. Кадык судорожно дергается. — Смелее. Не разочаровывай меня, — взмах огромных ресниц… меня уносит.
Резко прижимаю ее к себе. Довольно грубо. И теряю голову. Я слышу биение ее сердца, ловлю дыхание… нет… я пью ее воздух, я дышу Василисой, пропитываюсь ее запахом. Запускаю руку в ее волосы, распускаю хвост… отстраняюсь лишь чтобы полюбоваться, как белоснежный каскад падает ей на плечи… блеск волос ослепляет… Не бывает таких красавиц… И нет не во внешности дело, она будто соткана из облаков, и при этом пропитана невероятно сильной энергетикой. Ее аура дурманит, не оставляет даже шансов на спасение.
Но мне мало… дико мало. Прикасаюсь к ее губам. Краду дыхание. Поцелуй… сколько женщин я целовал до нее, не вспомнить. Но только в тот момент понимаю, что значит настоящий поцелуй. Когда ты взлетаешь ввысь, и на смертельно опасной скорости падаешь вниз, в голубой океан, на острые камни… и только там ты начинаешь дышать… ей… Ты живешь, потому что эта женщина и есть твой кислород. Ты не заметил, но ее сердце уже в твоих руках, и только от нее зависит, будет ли оно биться.
Она не отстраняется. Она позволяет ее целовать. Обвивает мою шею руками, окутывает своим запахом, шелковистые волосы щекочут мое лицо, и я буквально ощущаю, как одержимость адской волной бежит по телу, опутывает меня цепями, и я не хочу освобождения. Эти цепи дают мне силу.
Не поцелуй… это за гранью, за пределами понимания… И это дикая потребность повторить. Сделать все, но еще раз прикоснуться к ее губам, заключить ее в объятия.
Переплетаю наши пальцы. Не могу оторваться от ее губ. Это мой рай посредине ада. Она мой оазис чистоты, она питает меня энергией.
Нас прерывает стук в двери. Легкий, едва слышный. Василиса мгновенно отстраняется.
— Мне пора, — лукаво смотрит на меня, очерчивает контур моего лица, пускает обжигающие импульсы под кожу.
У меня пекут губы. Я не могу ее отпустить. Сжимаю за талию. Судорожно вглядываюсь в лицо. Мне необходимо запомнить каждую черту, чтобы отпечатались в памяти. Меня уже ломает от тоски. Знаю… она сейчас уйдет, но еще до конца не осознаю, как сильно меня будет ломать.
— Хочу тебя видеть… снова, — хоть сам не понимаю, как это возможно.
Реальность наваливается на плечи. Я за решеткой, а она упорхнет…
— Пиши признательное, — отвечает с легкой улыбкой.
Отстраняется и идет к выходу.
— Нет! — кричу ей в спину.
— Ты же хочешь меня увидеть. Напишешь, — она не сомневается, не убеждает, она уже все знает.
— Для чего мое признание? Какие цели ты преследуешь?
— Так надо, — поправляет шелковистую, белоснежную гриву волос.
Только она подходит к двери, та сразу же открывается.
— Голубка, — делаю шаг к ней. Натыкаюсь на недовольный взгляд полицейского. — Ты ведь прилетишь снова?
— Под крыло ворона, — оглядывается и дарит мне такой взгляд, от которого душу выворачивает. И мне реально кажется, что за ее спиной вырастают белые крылья, она взмахивает ими. Лязг дверей и… я один в комнате. Словно и не было ничего. Было… еще как было… ее запах он въелся под кожу… Мне надо ощутить его снова… обычного воздуха недостаточно… Задыхаюсь.
И я сажусь писать признание в убийстве мужика, которого знать не знаю. Вешаю на себя тяжкое преступление, и даже сомнений в голове нет. Что она со мной сделала? Почему я так поступаю? У меня нет ответов. Я просто знаю, что так надо. Слепо. Глупо. Дико. Но по-другому я не могу. Я уже себе не принадлежу… Она унесла с собой мое сердце… а мой разум пропитан болезненной одержимостью.
Я буквально бежал в зал суда, о своей судьбе не думал, хотел ее увидеть. Просто посмотреть в небесные глаза, тонуть в них. Но ее не оказалось. Место в третьем ряду пустовало. Я не слышал, что говорит прокурор, что происходит в суде… Все утратило смысл… Не помню, чем закончилось заседание, как меня увели назад в камеру. Даже не осознал, что сотворил.
Как она смогла так быстро меня изменить? Так не бывает в жизни… Но с тех пор я думал только о моей Василисе… Я обманчиво называл ее своей, это немного унимало боль, позволяло существовать. Но без нее теперь для меня все утратило смысл.
Приговор суда я не помню. Мне было плевать. Ведь именно в этот момент, когда я встал, чтобы выслушать, на
