аду не видно конца.
Притащился на кафедру как последний придурок. В жопе играло желание выбесить, растормошить, задеть, сделать больно, увидеть, что ей не плевать.
Да просто посмотреть на нее.
Сука.
Это был удар под дых.
Засунув голову в кабинет, я увидел, что она спит, подложив руку под щеку.
И переклинило.
Я, как шпион, агент ноль-ноль-семь на минималках, тихо без единого скрипа закрываю дверь, подхожу, стараясь даже не дышать, и минут десять просто пялюсь, как сраный сталкер, борясь с желанием ее сфоткать.
Меня даже не парит, что меня застукают. Но я не хочу, чтобы она просыпалась. Блядь, как настоящая. Нереальная. Ядовитая. Душу вынула. И спит.
А я спать не могу.
Нашел, где она подрабатывает, и тоже спать ей не даю.
Дело дрянь, я не могу контролировать руки, они сами тянутся прикоснуться.
Волосы гладкие, скользкие. Нежная щека. Приоткрытые губы. Это поджар, и от ее еле слышного выдоха у меня темнеет перед глазами.
— Дима…
Мне послышалось? Какого нах Диму она зовет?
Насрать, будем считать, что меня.
— Дима, — снова бормочет Инга, разрывая меня на куски.
Втягиваю воздух, она не может звать никого кроме меня. Не должна. Не имеет права.
У меня в груди черная дыра, центр торнадо.
Я больше не борюсь с этим. Зачем?
Рука живет отдельно от моей воли, пальцы перебирают волосы, трогают ресницы. Мгновение, и губами касаюсь ее виска. Она вздыхает, как вздыхала поутру, прижимаясь ко мне, и подставляет лицо, и у меня падает забрало.
Что я творю?
А насрать! Мне нужна доза. Доза Инги Воловецкой. В губы ударяет ее пульс.
— Девочка, — я не уверен, что не говорю это вслух.
Но Инга не просыпается, и я позволяю себе то, чего мне так не хватало.
Чувствовать ее в своих руках, слышать дыхание…
Твою мать, эта заноза стонет, когда я ее ласкаю. Башню рвет, сердце вот-вот проломит грудную клетку. Член встает от ее вздохов, как по щелчку пальцев.
Сладкая, как грех. С запахом миндаля и привкусом ванили с горечью.
Все летит к дьяволу, вместе с моим самоконтролем.
Я сейчас готов променять возможность оказаться в Инге на то, чтобы просто чувствовать, как она тянется, прижимается ко мне. Как раньше.
Я же был нормальный. Я мог связно соображать. Но стоило Инге нарисоваться, я поплыл. Это пиздец. Окситоциновый приход.
Я — животное. Мудак с биполяркой. От того, какая у нее кожа, как знакомо она пахнет, я хочу ее сожрать. Нахуя она носит такие короткие юбки? А если не я, а какой-то другой мудак сделает так же?
Сука. Аж в глазах темнеет.
Ей нужно скафандр носить, гидрокостюм.
Помутнение рассудка рассеивается, когда Инга, запустив мне пальцы в волосы, просыпается. Блядь, отрезвление слишком жесткое.
Отталкивает, как прокаженного.
И меня несет.
Если б не бабка с клюкой, не знаю, что бы выкинул.
И урод этот смотрит с превосходством, аж кулаки чешутся.
Рэм вчера затащил меня на треню спустить пар. Не помогает. Штырит так, что либо я рублюсь, как проклятый, либо зависаю, пропуская удары. А Инге по херу. Она улыбается этому ушлепку и строит планы на свиданку. Хрен тебе, милая.
У тебя не выйдет не обращать на меня внимания.
Мне достаточно одного раза увидеть их вдвоем, чтобы понять, что мне это не нравится. Там на вечеринке он слишком по-хозяйски обнимал ее за плечи, но глаза у хлыща были голодные. Ничего ему не обломится. Блэт.
И мне в этом кое-кто поможет.
Я чуть не забыл про Лариску, которая меня ждет.
Она снялась легко, как я и думал, всего лишь увидев брелок от тачки. Пара поощряющих улыбочек, и она готовенькая. Смазливая и, скорее всего, беспроблемная. Мне такие раньше нравились.
А сейчас я их просто трахаю. Даже телефон не всегда записываю.
Ларкин записал. Новая Ингина подружка. Из нее можно выудить что-то, чтобы змею черноволосую помучить. Я задолбался загибаться один.
И сейчас загибаюсь, видя, что она ждет этого мудака.
Парк, блядь. Сахарная вата, карусельки, поцелуйчики.
Не задумываясь над тем, что творю, я подхожу сзади и, закрыв рукой Инге рот, затаскиваю ее за тир.
Коза ориентируется быстро, и я отхватываю пару ощутимых оплеух прежде, чем целую ее. А теперь мне уже плевать, куда она лупит, меня самосвалом не оттащишь.
Глава 16
Инга
Это уже за гранью!
В первую секунду я так пугаюсь, у меня чуть сердце не останавливается, но почти сразу улавливаю парфюм Демона, и глаза заволакивает красная пелена гнева.
Ненавижу!
Ненавижу!
Луплю, куда придется!
Псих! Идиот!
Только Демон сильнее меня раз в сто. Прижимая меня телом к стенке закрытого тира, он перехватывает обе мои руки одной своей и, зафиксировав их у меня над головой, впивается злым поцелуем.
Да разбежалась! Я пинаюсь изо всех сил, но ему хоть бы хны.
Кусаю за губу, металлический привкус его крови и вишневый вкус моей помады смешиваются, а он только шипит, но не останавливается. Наглый язык вторгается мне в рот и атакует, пытаясь подавить сопротивление.
Чего он хочет этим добиться? Неужели рассчитывает, что я куплюсь на наигранную страсть?
Лишь на миг в голове всплывает воспоминание о нашем первом поцелуе, когда, забывшись, он отпускает мои руки и зарывается пальцами мне в волосы.
И я теряюсь, а Демон, почувствовав слабину, углубляет поцелуй, чем тут же выбешивает меня.
Вырваться не смогу, и я притворяюсь, что сдаюсь.
Поцелуй становится мягче.
О, не настолько, чтобы счесть его романтическим, и, ни в коем случае, невинным, слишком агрессивен и взбудоражен сам Горелов. Он
