его исключительно как об инкубаторе, мнение бы в корне поменялось, но… Владимиру был не выгоден черный пиар, он смиренно молчал.
— Стойте! — послышался позади звонкий голосок Антона. — Можно я с вами? За мороженое готов душу продать!
— А Владимир разрешил? Разве у тебя сейчас не час английского? — сжав губы, повариха всячески пыталась не улыбнуться, делая намеренно строгое лицо. — Узнает, что уроки бросил, будет ругаться.
— Не будет. Он добрый! — ошарашил меня ребенок, а после сровнялся, обнимая за талию и прислушиваясь к животу. — Вон и младенец со мной согласен! — состроив жалобную мордашку, тот невинно протянул: — Можно, Каролина? Я буду хорошо себя вести, обещаю!
— Конечно, можно, — усмехнулась я, даже не думая отказывать.
Парень вдруг прислушался, а я рвано выдохнула, хватаясь за живот.
— Пинается, — на губах застыла глупая блаженная улыбка, в глазах пеленой возникли слезы. Мысль, что во мне растет живой человек: плоть и кровь, всегда бодрила и вводила в нирвану. — Так активно впервые!
— Слышишь, Тошенька? — мягко протянула радостная повариха. — Чувствуешь? Это братик твой будущий пинается!.. — вовремя спохватившись, та сжала рот руками, испуганно на меня поглядев: — Ой! Простите, я хотела сказать…
— Не слушайте вы ее, — вступился за Марью Витальевну Андрей. — Переработала на кухне, там пары, газы…
Все вокруг знали: Антон является приемным сыном Владимира, а я, по мнению людей, невеста того самого Владимира. Малыш заглядывал мне в глаза с безумной робкой надеждой. Открытый, способный пораниться от любого неправильно подобранного слова. Присев на корточки, я сжала хрупкие, но заметно порозовевшие щёчки, нежно прошептав:
— Антон, я тебя люблю. Еще с того момента, как увидела тебя на улице, считала своим ребенком.
— И я тебя люблю, — на щеках Антона ручьями потекли слезы, голос предательски задрожал, когда тот буквально кинулся ко мне с объятиями. — Можно я тебя мамой называть буду? Ты моя самая настоящая мама, я точно знаю!
— К-конечно, — мир будто разделился на «до» и «после». Этот момент навсегда врезался мне в память, оставаясь одним из самых счастливых за всю жизнь. — Я буду только рада!
Повариха только и успевала то смахивать слезы платком, то в него же высмаркиваться, даже Андрей пустил скупую мужскую слезу, а я чувствовала себя окрыленной и одухотворённой, будто никогда прежде.
— Ой, я ведь забыл совсем… Мы кое-что сделали с Владом вчера. Подожди меня минутку! — вдруг опомнился Антон, выравниваясь по струнке, а потом бегом бросился к дому, едва ли не падая по пути. — У меня для тебя подарок, только никуда не уходи!
Встав на ноги, я чувствовала, как захватывает дыхание от адреналина, а кровь в жилах закипает. Внезапно на плечи мне легла тяжелая женская рука:
— Хорошая у вас с хозяином семья будет.
— Вы ведь ничего не знаете, — скривилась я, — про наши отношения, Марья Витальевна. СМИ врут все.
Поцокав языком, та закатила глаза, добро шепнув на ухо:
— А я не по жёлтым газетенкам сужу, милая. Двадцать лет Орловым каши варю, и впервые вижу Владика с такими горящими глазами… А как он тебя разглядывает, пока ты отворачиваешься… Ох, всем бы такой любви!
— Вам кажется, — мотнула головой я, опуская взгляд.
— Что уж там говорить? — не унималась женщина. — С момента, как ты приехала, он хоть ночевать стал дома. Раньше только переодеваться забегал, а сейчас всегда рядом, всегда под рукой… Такой вежливый стал, домашний, ручной…
— Владимир?! Ручной?! — ошарашенно брови мои взметнулись, а на губах застыла саркастичная улыбка. — Мы с вами точно об одном и том же человеке говорим?
— Молодая ты, Каролиночка, не опытная еще, — покачала головой повариха, мечтательно вздыхая. — Можно приручить дикое животное, только оно послушным будет лишь рядом с хозяином, а с другими — по-прежнему диким. Так вот таким, как с тобой, Владик никогда ни с кем не был. Чем бог не шутит, послал ему на старости лет любовь, а?
Женщина пронзительно засмеялась, а я задумчиво уставилась вдаль, где медленно приближалась черная тонированная машина. За время проживания в доме Орловых мне удалось лично познакомиться с каждым из немногочисленных соседей. Район был закрыт, окружен охраной и камерами во всех щелях. Люди, планирующие попасть внутрь, должны были иметь при себе не только паспорт и пропуск, а еще и сдать отпечатки пальцев и поставить подписи в документах о неразглашении о частной жизни жителей.
— Андрей, — указав пальцев на заниженную ладу, задумчиво пробормотала, — а это чья машина? Странно она здесь смотрится…
Охранник обернулся, щурясь на испепеляющем солнце, но лицо его вдруг побелело, когда с губ сорвалась фраза:
— Номеров нет… Как такое может быть?!
— Что-что? — не расслышала я.
— Марья, — протараторил мужчина, — срочно отведи Каролину домой!
Прихватив меня за руку, женщина только и успела, что развернуться, делая пару шагов к нашей калитке. В тот момент за спиной в черном авто открылась дверь, высунулась рука с пистолетом. Закрыв нас собой, Андрей направил пистолет в неизвестного, но выстрелить не успел. Пуля попала ему прямо в руку, а после и в ногу, заставив повалиться на землю.
— Беги, милая, — шепнула повариха, испуганно глянув на меня. — Беги так быстро, как только можешь!
До ворот Тоша бежал пару минут, я же — с трудом переваливаясь с ноги на ногу, каждый шаг оставлял после себя одышку.
— Вы со мной! — не спросила, а приказала я, накрепко хватая женщину за руку и потянув следом.
Пару шагов… Три крохотных нервных вдоха… Машина подъехала ближе… Марья Витальевна обернулась и, испустив животный крик, накрыла меня собой… Новый выстрел, еще, еще и еще…
Они набатом отдавали в ушах, словно колокола. Выстрелы сменяли один другой, охрана выбежала к нам из ворот и устремилась к машине, пытаясь попасть пулей в
