так вечно.
Николай Львович подумал, подумал и неторопливо сказал:
– Сможем.
– Тогда я не буду есть, – сказал Никита.
Под холодильником недружно ахнул педколлектив школы имени Никиты.
– Как это ты не будешь есть? – спросил Эммануил Петькович.
Николай Львович же был само спокойствие:
– Даже ваша медицина может поддерживать в человеке жизнь независимо от его желания.
– Ко мне приходят друзья, – сказал Никита, с трудом ворочая языком. – А тут я, не шевелюсь.
Тонкая струйка слюны потекла из правого уголка рта.
Николай Львович негромко скомандовал; один из бойцов тут же, накинув на плечи, подобно полотенцу, носовой платок, спустился со стола по веревке.
– Мы в состоянии избавиться от всех нежелательных гостей, – сказал Николай Львович, наблюдая за действиями бойца. Тот вытер слюну с подбородка Никиты, и сноровисто полез обратно на стол.
– Сюда придёт милиция, – сказал Никита. Он очень старался говорить четко. Получалось плохо, но Николай Львович его понимал.
– Значит, мобилизуем всю колонию.
– Катя! – закричал Никита. – Катя! Уходи! Уходи-и!
Он кричал так, как никогда в жизни не кричал. Разрывая легкие и чувствуя, как становится обжигающе горячим браслет на левой руке.
Странное, наверное, это было зрелище: отчаянно разевающий рот мальчик, лежащий на кухонном полу и толпа маленьких человечков, сосредоточенно вслушивающихся в его тихий, почти неслышный хрип.
– Никита, успокойся! – встревоженно сказал Николай Львович. – Это пиковые значения, Никита, перестань!
– Да как вы не понимаете! Только у вас что ли может быть смысл жизни?! А я?! А мой смысл?
И тут силы кончились. Не было больше сил говорить. Никита лежал на боку, лицом к холодильнику, и видел, как не мигая смотрят на него учителя и бойцы.
***
Никита сидел на подоконнике и смотрел в окно. За окном было лето. Как раз такой день, когда можно славно прогуляться по городу с женой и сыном, так чтобы держать его за ладошки с двух сторон. В парке аттракционы, там можно залезть в кабинку чертова колеса и с легким сердечным замиранием смотреть, как постепенно крошечными становятся фигурки людей, как деревья превращаются в кустики, как отодвигается горизонт до которого никогда не дотянуться. Если проявить предусмотрительность и взять с собой тетрадку, то можно пускать бумажные самолетики и наблюдать, как белые силуэты скользят над городом.
Никита попытался вспомнить, когда он в последний раз катался на чертовом колесе. По всему выходило что давно, очень давно. Лет десять уже прошло.
А еще можно было бы пойти на городской пляж. В жаркий день вообще лучше всего отдыхать у воды. Учить сына плавать, бережно поддерживая его за животик. Потом отдать его Кате и всласть наплаваться самому. Окунаться в прохладную воду, отчаянно работая руками и ногами, вздымать, балуясь, кучу брызг. Ещё можно идти по мелководью, набирать воду в пригоршни, кидать её вверх прямо над головой, и смотреть как капли, большие и маленькие, сверкая на солнце, долетают до наивысшей точки, замирают там, а потом срываются вниз.
Можно просто погулять в центре. Идти по улице, катить коляску с дочей, а потом посидеть у фонтана, поесть мороженого. Катя ведь очень любит мороженое.
Никита сидел и думал, как же так вышло, что всего этого он теперь лишён. Который уже раз мысли его текли по привычному кругу. Как ни старайся, а сделать так, чтобы остались целыми и те, и эти, очень сложно. Как уберечь людей, если они даже не знают, что даже намёк на нападение чреват для них опасностью для жизни? И как уберечь человечков, для которых умирать сотнями, спасая Никиту и его семью – как дышать.
Тимка уже привык к человечкам, он генерал самой маленькой армии в мире. Надо, будет, кстати, спросить у Канта Эммануиловича, как бойцы воспринимают эти игры. Кто знает, может для них это что-то вроде учений. У Полины, когда подрастет, тоже будут живые куклы. Никита вдруг подумал, что Тимка даже и не знает, что солдатики могут быть неживыми.
На экране монитора мелькали кадры «Битвы за океан». Чену Джеккиевичу, как и его прапрадеду, нравились фильмы с батальными сценами.
– Слушаю. Да, понял, – сказал Чен. – Никита, Полина проснулась. Ты подойдешь к ней сам или доверишь нашей службе?
Никита посмотрел на маленького гварда. На всю жизнь, подумал он. На всю жизнь.
– Нет, – сказал Никита. – То есть да. Я подойду сам.
***
Приложение «О хурзямриках и кросах»
– А что такое субъядерный биосинтез, как ты думаешь? Оно же зямрение.
– Это синтез материи на квантовом уровне, выделяется невероятное количество энергии. И зямрение – это обывательское название, ненаучное.
– Кто бы мог подумать… А почему био? Потому что животные это делают?
– Именно. Только животные могут это делать. То есть Х.
– Обалденные твари. Зря Никита отказался.
– Кормишь их чем угодно, а живут они в воде. Могут жить в расплавленном свинце, только жрать будут больше. Могут жить в плазме. Это для ракетных двигателей, хотя не только ракетных, а космических вообще.
– А чего им нельзя?
– Ртуть нельзя! Они пьянеют от неё.
– Покрыты шерстью?
– Какой шерстью? Представляют собой чёрные камушки, огромной массы. Камешек размером с ноготь тянет на килограммов на пять.
– Но это во время зямрения, то есть биосинтеза. А так они похожи на леммингов. Глаза голубые с крестообразным зрачком. Когда они появляются среди настоящих леммингов, те впадают в панику и несутся куда попало.
– На крупных леммингов, с подросшего котенка. Причём, так они выглядят, когда живут в газообразной атмосфере, в температурных пределах жидкой воды. Это ведь довольно специфические условия. А когда среда обитания и зямрения совпадают – выглядят как черные камушки.
– То есть когда они попадают в воду, они принимают форму камушков и ведут себя спокойно. Вот для чего нужна была вода!
– А когда среды не совпадают – там возможны девиации. У человечков есть чемпионат на самую удивительную форму хурзямрика. Единственный недостаток: процесс и объемы энергии контролировать не могут.
– Для этого есть Кросы, хотя про них не все знают, они симбиоты Х. И вместе они выделяют энергию постепенно.
– Человечки знают о К. Более того, только они и знают, поэтому и могут использовать. Собственно, только после открытия кросов (то есть когда поняли, что К. и Х. – это разные формы жизни), стали возможны межзвездные двигатели.
Счастливый билет
(и что из оного воспоследовать может)
Ум у меня методичный, мышление рациональное – во всяком случае, мне бы хотелось так думать. Поэтому когда я в первый раз услышал о счастливом билете, я лишь усмехнулся,
