лаврами на шее, перебирающего мешок картошки:
– Физики шутят, – кисло усмехнулся Журавлев, – распустили их здесь. Но объявление писал не только доктор Эйриксен, с русским ему помогли… – до начала утреннего заседания оставалось минут пятнадцать:
– Сейчас, – велел себе Михаил Иванович, – она не подписала тетрадку. Никто ничего не заподозрит… – он не мог отказать приемной дочери:
– Работа о числах Серпинского… – горячо сказала Марта, – доктор Эйриксен в прошлом году нашел самое малое, но кажется, я его переплюнула… – девочка поскребла карандашом в коротко стриженых волосах, – сейчас я тебе все объясню, папа Миша… – Журавлев достал из портфеля неприметную тетрадку:
– Серпинский или не Серпинский, а за такое меня бы тоже не похвалили. Саша бы меня и допрашивал, несмотря на то, что мы его почти вырастили… – со старшим лейтенантом Гурвичем он встретился ненадолго, готовясь к поездке в Академгородок. Саша обретался на загородных дачах обкома:
– У нас идет операция в городе, – кратко объяснил юноша, – потом я к вам присоединюсь. Негласно, конечно, Викинг не должен меня видеть… – справившись с отчаянно бьющимся сердцем, Журавлев сунул тетрадку под дверь комнаты:
– Не зря я спросил у Саши, где они поставили камеры, – похвалил себя генерал, – в коридоре их нет, а способа снимать через дверь пока не придумали. Или придумали, – Журавлев испугался, – но я об этом не знаю? Ладно, была не была…
Убедившись, что край тетрадки не виден из коридора, он пошел к лифтам.
– Небывалым трудовым подъемом охвачена вся наша страна, – бодро сказал диктор, – рабочие, колхозники, советская интеллигенция с нетерпением ждут открытия XXII съезда Коммунистической Партии. Через несколько дней в Москве соберутся почти пять тысяч делегатов с разных концов нашей страны и представители восьмидесяти коммунистических партий зарубежных стран. Одним из подарков съезду станет новый памятник Карлу Марксу, на площади Свердлова, в Москве. Сегодня в нашей студии создатель монумента, скульптор Лев Кербель…
Изящные пальцы щелкнули рычажком транзистора. Зашумел импортный электрический чайник. Кухню в уединенном коттедже на закрытых дачах обкома отделали в прибалтийском стиле. Надя куталась в шелковый халат:
– В домике, где обреталась комитетская тварь, была похожая обстановка, – брезгливо подумала девушка, – на всей мебели и технике инвентарные номера. Партия заботится о своих выкормышах, покупает им западногерманские холодильники и французское вино… – на гранитной кухонной панели стояла полупустая бутылка бордо. Надя не хотела заглядывать в рефрижератор:
– Икра, ветчина, салями, оливки, сыр, фрукты… – девушка подавила тошноту, – и водка с шампанским, разумеется… – из полуоткрытой двери спальни доносился храп. Высыпав в чашку гранулы американского кофе, Надя скривилась:
– Не буду подходить к плите. Слава Богу, он не требует от меня разыгрывать домашний уют… – он, правда, требовал кофе в постель:
– Но просыпается он только к полудню… – Надя взглянула на часики, – пока мне можно отдохнуть… – для всех маэстро пребывал в творческом уединении. Кремовая «Волга», тем не менее, каждый день возила музыканта на репетиции, мастер-классы и концерты. Надя вспомнила жадные руки, шарящие по ее телу, задыхающийся голос:
– Иди, иди сюда… – он облизывал губы, – я тебя целый день не видел, я скучал… – от него пахло табаком и спиртным, он грубо прижимал ее к широкой кровати:
– Стой, не двигайся… – горло стискивал кожаный ремень, – ты не видела овчарок в лагерях… – сзади раздавался смешок, – собаками травили заключенных… – длинные ногти царапали ее спину, – ты тоже собака, ты моя сучка… – Надя потрясла головой. Ей хотелось вывернуться наизнанку, забыть неприятный шепоток, обжигающий ухо:
– Я поселю тебя в Крыму или на Кавказе, – пьяно обещал он, – у меня много денег, ты никогда не узнаешь нужды. Я буду к тебе прилетать, моя птичка. Советы согласятся, они на все согласятся ради меня. Я король музыки, в мире у меня нет соперников… – Наде хотелось вцепиться ему в лицо, но девушка велела себе терпеть:
– Нас записывают и фотографируют, – напоминала себе она, – думай об осторожности. В любом случае, меня скоро отсюда увезут… – визит в Академгородок обставлялся, как поездка Нади с другими участниками концерта в районные города Новосибирской области:
– Шефские концерты, – объяснила она не слушающему ее музыканту, – в Биробиджане мы тоже навещаем трудовые коллективы, колхозы… – он рассеянно повел дымящейся сигаретой:
– Да, да. Поезжай, но только возвращайся… – свободная рука поползла в вырез ее платья, – я тебя надолго никуда не отпущу… – Надя чувствовала тяжелую усталость. Девушка пила кофе, прислонившись к кухонному столу, затягиваясь «Житаном»:
– Он точно на наркотиках, – вздохнула Надя, – он принимает какое-то средство, стимулирующее работоспособность и остальное… – девушка поморщилась, – он засыпает только к рассвету. Час, два часа, три часа… – она подышала, – комитетчик, впрочем, тоже долго меня не отпускал… – ей не хотелось думать о товарище Матвееве:
– О нем я забуду… – Надя взглянула в сторону спальни, – не будет никакого ребенка, я обо всем позабочусь… – она аккуратно принимала таблетки:
– Он тоже что-то пьет, – Надя вспомнила щелчок замка на двери ванной, – с Комитета станется снабдить его наркотиками… – рядом с чайником стоял невинный на вид пузырек темного стекла с ярлычком: «Витамин С». Таблетки Наде выдал товарищ Матвеев:
– Ваше тонизирующее средство, товарищ Левина, – он тонко улыбнулся, – оно поддержит силы. Принимайте каждый день, не забывайте. Я проверю, как вы пьете препарат… – Надя не хотела рисковать его недовольством:
– Может быть, это действительно витамины… – девушка кинула таблетку в рот, – пока Комитету незачем меня травить, я им нужна… – Надя, разумеется, не знала, что пузырек, вместе с препаратом для маэстро Авербаха, приехал в Новосибирск с острова Возрождения:
– Американцы синтезировали средство пять лет назад, – сказал товарищ Ким Саше, – революционное лекарство, надежда для бесплодных женщин. В нашей фармакологической лаборатории улучшили формулу для пущей эффективности… – по словам Кима, лекарство в Америке пока проходило клинические проверки:
– У них много бюрократии, – объяснил ученый, – жаль, что мы не сможем наблюдать за приемом препарата. Поставьте нас в известность о результате испытания. Впрочем, – хмыкнул он, – у нормальной женщины, не страдающей бесплодием, таблетки только повысят вероятность зачатия двойни… – по мнению Саши, двойня была даже лучше, чем один ребенок:
– Моцарт не бросит свое потомство на произвол судьбы, – весело подумал Скорпион, – он захочет найти Дору, а мы ему поможем… – в Новосибирск из архивов Комитета доставили записи бесед с отцом Моцарта, Самуилом Авербахом, и его собственноручное согласие на работу для советской разведки:
– Это потом, – Саша спрятал папку в сейф, – сначала пусть Дора забеременеет и благородно исчезнет из поля зрения… – судя по циклу девушки, они вступали в самое благоприятное время:
– Доктор Эйриксен рано покинул банкет в опере, – сказал Саша на совещании, – но в Академгородке он от нас никуда не убежит. В общем, пока все идет согласно плану, товарищи… – из полутемной спальни раздался сонный голос:
– Принеси мне кофе. Я проснулся, а тебя рядом нет. Не улетай от меня, птичка… – стиснув зубы, Надя велела себе улыбнуться: «Сейчас, милый».
– Памятник основателю коммунизма, великому мыслителю Карлу Марксу, возводится на площади Свердлова в Москве… – английский язык диктора программ иностранного вещания был безукоризненным:
– В нашей студии автор монумента, известный советский скульптор Лев Кербель. После интервью с художником нас ждет встреча с делегатом открывающегося на следующей неделе XXII съезда партии, героем гражданской войны, писателем Василием Королёвым, автором знаменитой дилогии «Огненные годы». Товарищ Королёв расскажет нам о творческих планах, о новом романе, посвященном соратнику Ленина, Александру Горскому…
В окна небольшой аспирантской квартирки, выделенной Инге, били хлопья мокрого снега. Зная о камерах, которыми утыкали помещение, он вел себя осторожно:
– Меня снимают даже в ванной, – зло подумал доктор Эйриксен, – тетя Марта предупреждала,
