осталось приличное: не только освобождение Старого Города, но и десятки военных баз, гарантировавших, что Стрелки больше не смогут диктовать свою волю королю. Эймс передал командирский жезл Воительнице. И, казалось, мрачные дни полковника закончились. Но принцесса Анора не дала ему просто уйти. Взявшись за Нижние Уровни, она первым делом приказала казнить полторы тысячи пленных.
«Они не граждане, и никогда ими не станут, — вещала Анора с экранов. — А с врагом мы не пойдём на компромисс. Никаких больше пленных. Всю мразь Нижних Уровней надо истребить».
И, как верный слуга короля, Эймс лично проконтролировал, чтобы солдаты расстреляли всех. Семь лет назад газеты только и трубили об этом преступлении против человечности. Но, опасаясь замахнуться на короля с принцессой, топтали репутацию полковника.
Даже огрубевшего Марцетти подташнивало от Эймса. Впрочем, лучшего кандидата в командиры экспедиции сложно найти. Наверняка король и сам торопился избавиться от старого вояки. Никто не любит напоминаний об ошибках прошлого.
Телохранители обрыскали трюм и отрапортовали, что всё чисто. Эймс с удивлением воззрился на Марцетти:
— Разве не должен быть ещё стрелок и механик?
— Я сам по себе, сэр, — ровным тоном ответил Томми. Ему еле удавалось сдерживать поток грубостей, рвущийся наружу. — Катер полностью подстроен под меня. Если его попытаются захватить, включатся защитные системы и турели расстреляют врагов. Если же это не поможет, судно самоуничтожится.
— Зачем же тебе стрелки, если есть автонаведение? — усмехнулся Эймс. — Дай-ка угадаю: Эдем не знал, кто будет врагом, а кто нет.
— Они не стали рисковать первым контактом, — сказал Томми. — Протоколы нужны для самозащиты, а не нападения.
— Так ты просто расходная деталь, как и всё на этом катере, — Эймс устроился на палубе, проскрипев металлическими коленями. Телохранители остались стоять. Мрачные, молчаливые, закованные в тяжеловесную чёрную броню. Ожившие статуи, а не люди. — Положим, тебе бы дали свободу. Что бы ты сделал?
— Начал всё заново, — произнёс Томми, облокотившись на штурвал. — Стал бы гражданином. Подал заявку на учёбу в Медцентре. Или убежал на Нижние Уровни.
Озорная улыбка осветила лицо полковника.
— Мне нравится ход твоих мыслей, рулевой.
— Что от меня требуется? — перешёл к делу Томми. Ему не терпелось выдворить Эймса с палубы. Сейчас бы он с удовольствием вернул все годы одиночества. Человеческое общение явно оказалось переоценено.
— Я хочу, чтобы ты провёл меня… да вот, например, по этой реке.
— Мой лимит — двести пятьдесят кэмэ.
— Конечно. И ты, как хороший мальчик, его всё время соблюдал. Боялся смерти?
Полковник прожимал все больные точки, но Томми упорно продолжал держаться.
— Никак нет, сэр.
— Не хотел свободы?
— Хотел.
Почесав подбородок, Эймс заметил:
— А ведь ты мог оставить судно и уйти сам. Но не оставил. Как ты собирался убежать на Нижние Уровни, если даже отсюда убежать не можешь? Не катер привязан к тебе, рулевой. А ты к нему.
Томми не продолжил спора. Аккуратно обогнув телохранителей, он пошёл заводить двигатель. Полковник не стал препятствовать.
Пока Томми возился, закат обагрил мир, превратил знакомые пейзажи в усталые карикатуры. На горизонте показались корабли. Пузатые авианосцы, юркие десантники и степенные, угловатые строители с сухогрузами. Целая армада для завоевания нового мира.
— Началось, — прошептал Эймс. — Дай им пару месяцев, рулевой, и они отстроят здесь огромный, уродливый мост, от Врат Города прямо до суши. Что-то в стиле ранних Коннорсов, знаешь? С грифонами и львами. Чтобы в животе ухало от величественности.
Томми завёл катер и повёл его по реке. Ему скорее хотелось уплыть. «Колет пальцы, так всегда надвигается беда». Армия таких размеров да полковник-мясник во главе — ничем хорошим первый контакт с внешниками не закончится. Но какое ему дело, пока Катрина с ним?
Он чувствовал каждую волну, бьющуюся о борт. Как всегда, они были единым целым. Неразлучные, словно предсказанные легендами любовники.
Полковник и его телохранители не теряли времени: вводя в мобильный утилизатор схемы, они каждый раз печатали новые блюда. «А я думал, ничего кроме жидкой дряни он выдавать не может». Жестокое, омерзительное осознание пришло быстро: даже приютских кормили бы лучше, будь схемы в свободном доступе. Утилизаторам без разницы, что печатать. Но Синдикат намеренно держал неграждан на плохом пайке, чтобы заставить людей пробиваться наверх.
Безжалостный прожектор, называемый солнцем, ушёл спать. Эймс, в свою очередь, убрался в каюту Томми, но молчаливые стражники не покидали палубы. Утомление настигало Марцетти, сколько он ни подбадривал себя.
Наконец, путь окончился. Был тот момент утра, когда солнце уже взошло, но ещё не начало печь в полную силу. Птицы ловили рыбу, насекомые стрекотали в джунглях. Марцетти отошёл от штурвала и присел на борт, дрожа от ветра. Он прикрыл слезящиеся глаза и взглянул на проплывающие облака. Нет, Вне ему определённо нравилось. И он быстро привык к такой жизни после высылки из Города. В конце концов, что ещё оставалось делать? Но сейчас, когда Эймс сказал о возвращении домой, Марцетти признался себе: ему нужно обратно. Жизнь в стенах, какой поганой она ни была, всё же выглядела единственным разумным существованием. Имеющим цель и смысл. Человек должен быть среди людей, а не зверей да зелени.
Он должен начать всё сначала. Он должен стать лучше.
Эймс поднялся на палубу, зевая и потягиваясь. Томми спросил себя, а может ли искусственное тело затекать?
— Почему ты остановился?
— Конец пути, — сказал Томми. — Дальше этого места я никогда не ходил.
Эймс подошёл к приборным панелям и усмехнулся.
— Двести пятьдесят километров и сто метров. Рисковый ты сукин сын.
Телохранитель подал сумку, и полковник выудил ключ. Марцетти впервые такой видел. Угловатый, будто состоящий из одних граней, он испускал тепло. Рубка окрасилась в лазурный цвет. В приборной панели Эймс нащупал отверстие и сунул ключ внутрь. Тут же внутри замка зажглось маленькое солнце, заставив Томми шарахнуться от жара. Но ничего больше не произошло, костёр потух. «Неужели показалось?»
— Огонь в пробирке, — прошептал Эймс. — Вот что эти твари умеют.
Повернувшись к Томми, полковник произнёс:
— Вот и всё. Теперь ты с нами, больше не отрезан от большого мира. Лимит исчез. Ты свободный человек.
Внутри Томми всё оборвалось. В глазах потемнело, перехватило дыхание. Он потянулся к сердцу. Оно, как ни странно, стучало с обычным темпом. Перспективы, возможности, страхи и мечты вылились в одну-единственную фразу:
— Зачем?
Эймс засмеялся, но в его взгляде сквозило сомнение. Томми знал это наигранное выражение. Вспомнил себя, объясняющего девушке, почему отказался от родительских прав.
— Всё ты хочешь знать, рулевой. Помни: знание преумножает печали. Веди дальше.
Эймс махнул рукой в сторону штурвала, и Марцетти повиновался. Катер возобновил ход. Но
