— Так, ну с последним ты загнула, конечно, — проворчал аристократ. — Я тут целый день корячусь, объясняя, что я серьезный парень, а ты просишь поклясться в том, что для вас я — пушистый зайка? Хотя… Ладно, прах с ним. Я клянусь, что не знаю, кто заказал мое убийство, и я клянусь, что… — послушно проталдычил за мной Талвани.
Я завершила формулу. Кожа аристократа слегка потеплела, а потом вернулась к нормальной температуре. Одноразовый свиток почернел и осыпался пеплом.
— Не врет, — подытожила я, убирая руку с запястья Талвани. На моих пальцах были капельки его крови, я тщательно вытерла их о салфетку. Он же просто опустил рукав рубашки, прикрывая ранку.
Мокки взъерошил себе волосы и пожал плечами:
— Тогда в замке мы разделимся. Я достану колье, а вы вдвоем развлекайтесь в склепе.
— Но Мокки, — я нахмурилась. — Я не обещала Тилвасу помощь. Он себе это придумал, пусть сам и справляется — а мы просто дадим ему пару советов и щуп. Я лучше тебе помогу.
— Поможешь мне? С сейфом модели Фрактуса? Авена всеблагая, я надеюсь, ты прикалываешься. Хотя это даже не смешно, Джерри, — презрительно заявил вор. — Это просто глупо, вот и все.
Потом он залпом допил вино, с грохотом поставил бокал на стол и, поднявшись, пошел через зал к скрипящей винтовой лестнице — и наверх, в свою комнату.
На сей раз мизинец и безымянный палец у него не были скрещены. А реплика при том была жесткой. Я проводила Мокки долгим взглядом, с неудовольствием понимая, что в глазах у меня защипало от обиды.
Помните, я говорила, что не вступаю в Полуночное братство потому, что не хочу жить в этом дурдоме?..
Если честно, иногда мне кажется, я вру, предлагая такое объяснение. Возможно, я не вступаю в него потому, что боюсь — Мокки просто меня не примет. Скажет: уровнем не дотягиваю. Рассмеется. Выставит на посмешище.
Тилвас Талвани подпер щеку ладонью и уставился на меня своими невозможно-голубыми глазами.
— Что? — рявкнула я.
— Любуюсь твоей эмоциональной беззащитностью. Это так обворожительно, — улыбнулся он.
Я замахнулась ножом и резко воткнула его в стол между раскрытых пальцев второй руки артефактора, лежащей возле тарелки. «Э-э», — сказал проходящий мимо официант, но сильнее комментировать не рискнул.
Талвани только моргнул.
— Беззащитность идет в задницу, — раздельно сказала я, поднимаясь и тоже направляясь к лестнице.
***
Я уже ложилась спать, когда в мой номер постучались.
Тот же стук, что до ужина — абсолютно аристократический. Я проигнорировала его, лишь накрыла голову подушкой, чтобы не слышать. Стук затих.
В свете луны, наискось падающем через окно, я увидела, как под дверь просовывается записка. Так. А вот это уже интересно.
Бесшумно я подкралась к листку и воровато подняла его.
«Мокки рявкнул на тебя потому, что не хочет, чтобы ты думала, что ты ему так дорога, что он по первому щелчку рванул через полстраны на сложную кражу ради тебя, да еще и оставив своих ребят в непростой ситуации. Так что расслабься, воровка. Мы, психопаты, такие — с чувствами полная задница».
Я скомкала записку и вышвырнула в окно. Этот Тилвас достал уже лезть не в свое гребаное дело.
Но, засыпая, я легонечко улыбалась.
***
Наш путь лежал сквозь центральный регион острова, где каменные холмы (горами их язык не поворачивается назвать) неожиданно сменялись топкими болотами и обратно.
Чем ближе мы подъезжали к Опаловому лесу, тем чаще останавливались у местных нотариальных контор, управлений недвижимостью, библиотек и лавок… Там мы с Мокки собирали недостающий реквизит и информацию, а Тилвас загорал на весеннем солнышке.
В пути мы обсуждали план грядущей двойной кражи. К счастью, у нас и до заказа ассасинов было немало данных о том, куда мы едем, потому что замок Льовезов был одним из богатейших угодий Шэрхенмисты, и каждый вор в свое время прикидывал, чем и как там можно поживиться.
Интереснее всего, конечно же, был верхний этаж поместья, где находился пресловутый сейф с кучей фамильных драгоценностей, а также очень важными государственными документами — герцог Льовез входил в состав Малого Совета. На этом этаже всегда было много охраны, много замков и ловушек-заклинаний. Туда по нашему плану отправлялся Мокки — в гордом одиночестве, действуя классическим воровским путем — то есть пробираясь тайно и скрываясь в тенях. Перед делом, естественно, Мокки отправится на тщательную разведку.
— А почему ты отказывался обнести этот сейф несколько лет подряд, если на самом деле столь многое знаешь о замке и можешь подготовить кражу за пару дней? — подозрительно нахмурился Тилвас Талвани.
— А я что, ручная собачка, что ли, чтобы брать все заказы подряд? — фыркнул Бакоа. — К тому же, ограбить сейф Льовезов можно лишь единожды. А вот отказываться от ограбления, тем самым повышая ставку и свою будущую оплату, можно сколько угодно раз. Это бизнес, аристократишка. Благодаря моим отказам у этого сейфа невероятная репутация Невзламываемой Жести — не сказать, чтобы совсем не заслуженная, но…
— Так ты спекулянт? — прыснул Талвани.
— Я гений, — отрезал Мокки.
Тилвас повернулся ко мне (мы с ним скакали на одном гарраре, я сзади) — и эдак недоверчиво вскинул бровь: правда, гений, что ли? Я пожала плечами: считай, как хочешь.
Я действительно не знаю, можно ли назвать Бакоа столь громким словом, но он определенно был лучшим вором в Пике Грёз и окрестностях.
Сейчас большую часть его времени занимало управление Полуночным братством, но иногда Мокки выходил на полевую работу, для поддержания статуса и развлечения, — и обычно об этих кражах еще долго говорила вся столица.
Собственно, именно так он и завоевывал репутацию, когда появился в городе. Он своровал ряд предметов, считавшихся невозможными к краже, и каждый раз оставлял на месте преступления свой знак — высушенный рыбий скелет. Этим Мокки создал себе некий полусказочный образ — газеты называли его «Рыбья Косточка», намекая, что он встал поперек горла властям и гильдийским ворам.
И только потом, уже прославившись в таком стиле, Мокки явился на порог Полуночного братства — самого хилого и вялого из трех воровских сообществ.
Две другие гильдии — братство Скользких и братство Сломанной Отмычки — были озадачены таким пренебрежением со стороны знаменитого вора. Казалось, он мог бы выбрать лучших, разве нет?.. Но аппетиты Бакоа шли дальше, чем просто членство в гильдии.
Меньше года потребовалось Бакоа, чтобы сместить бывшего папочку Полуночи и самому стать шефом. А потом заменить и всю старую команду, ибо: «Если вы предали его, ребятки, то предадите и меня. У вас есть пять секунд, чтобы покинуть помещение. Аррьо!».
Еще через год Бакоа стер с лица земли Скользких и Сломанную Отмычку. Кто-то перешел в братство Полуночи, другие просто бросили «профессию», третьих — особо упирающихся — ждали неприятные последствия. Под началом единого шефа в квартале Гильдий, всегда бурлящем от интриг и борьбы за власть, воцарился непривычный порядок.
