была выкопана из земли довоенная «захоронка» в поселке железнодорожников под городом, которую спрятали в оккупацию: костюм отца и шерстяная цветная шаль матери. Портниха перешила из этого богатства Але две обновки – костюм и платье. Сестра отдала свои туфли и пальто. Мама связала своей доченьке крючком берет (из шерсти, которую сама и спряла). Студентка Аля уехала от родителей одетой и обутой. В этом костюме бабушка защищала свою дипломную работу на звание «инженер-экономист». Она почему-то была уверена, что именно настоящий костюм помог ей получить распределение в Московскую область! Большинство людей в нашей стране, после войны, жили тяжело и только единицы, как Лидия.
Чтение этих писем было окном в ту далекую послевоенную жизнь. Оля отложила эти письма в сторону. Очень захотелось открыть бабушкин блокнот. По случайному совпадению основным местом эвакуации был все тот же город Ташкент! Рука судьбы свела девушек и все эти события в одно место. В годы войны этот город для многих стал домом.
У Оли с бабушкой Алевтиной Георгиевной сложились очень теплые и трогательные отношения. Доброта и открытое сердце бабушки были ее визитной карточкой для всех, кому пришлось с ней работать. Провожать ее в последний путь пришли многие и многие люди, несмотря на то, что к этому моменту она уже тридцать пять лет была на пенсии. Все свои школьные каникулы Оля и остальные, старшие бабушкины внуки, как правило, проводили с ней здесь, в этом старом доме. Почерк бабушки в блокноте был таким родным, и совсем не изменился с годами. Оля погладила рукой верхнюю страницу и осторожно перевернула ветхий листок.
Глава X. АЛЕВТИНА. ЭВАКУАЦИЯ. ЛЕНИНГРАД. 1944–1947 ГОДЫ
Аля сидела на своей койке в бараке общежития для эвакуированных в город Ташкент студентов. Учащихся в институте на ее курсе мальчиков, годных для демобилизации, еще в первые дни войны перевели в военные училища и после небольшой подготовки отправили на фронт. К марту 1944 года живых среди них не осталось… Все они погибли в обороне за город Ленинград. Занятий в блокадные годы в институте, естественно, не было. Студенты всех курсов, вывезенные по замерзшей Ладоге из блокадного города вместе с преподавателями института текстильной и легкой промышленности имени С.М. Кирова, вот уже третий год находились здесь в эвакуации. Среди них были и около двадцати учащихся девушек второго курса, среди которых и находилась Алевтина. Истощенных девочек сначала привезли в город Иваново, где привели в человеческий вид. Они вспомнили, что такое еда, баня и отсутствие бомбежек. Потом и случилось это длинное-предлинное путешествие в город Ташкент через Кавказ в товарных вагонах. Несколько раз поезд бомбили фашистские самолеты. По несколько дней ожидались железнодорожные пути для дальнейшей дороги. Один раз целый вагон девчонок на Кавказе едва не попал к прорвавшимся гитлеровцам. И вот Ташкент – столица Узбекистана! Он встретил их радушным солнцем и отзывчивым отношением местных жителей. Именно здесь объединились Московский, Ленинградский и Ташкентский текстильные институты. Занятия продолжились с небольшими перерывами в эти военные годы. Девушки проходили практику на прядильной фабрике. Сама Алевтина работала на тростильной машине по шесть-восемь часов в день в разные смены. Это позволяло иметь очень небольшие деньги, которые можно было добавить к мизерной стипендии.
Вчера на рынке Аля выменяла за гроши блокнот, который был уже использован на верхней странице. Эту страницу Аля оборвала. Теперь, оставшись в одиночестве, она его достала и, поставив чернильницу прямо на лежащую рядом книгу, подписала:
Дневник.
Некоторые записи из моей жизни.
г. Ташкент, 1944 год, март м-ц.
И поставила подпись: А. Ивановская
Итак, друг появился! Где его прятать Аля уже придумала. Она подпорола для этого подушку – там, далеко от любопытных глаз. Дневнику место там!
«27/03-44 г. Понедельник.
Да, поздно начинать дневник, ибо много интересного, хорошего и плохого в моей жизни уже прошло, но ничего, может, будут и лучшие минуты в моей жизни, которые когда-нибудь вспомнятся из этой скромной и скупой записи…
С чего же начать?
Хорошего ничего нет, вот как будто немножко заболела, и, лежа в постели, много о чем передумала и вспомнила… Вспомнился родной мой дом, проведенные там свои первые годы юности и детство. Детство… Как хочется опять прожить этот период, период беззаботности и шалости, период мечтаний о будущем. Дорогие мои, милая мамочка и папочка! Как я часто вспоминаю о Вас, тоскую и не знаю, удастся ли свидеться с вами? А дорогие сестрички… Моя Анечка, только теперь я вспомнила все время, которое мы прожили с тобой в городе. И только теперь я по-настоящему поняла твою любовь ко мне. Неужели этого никогда больше не будет? Дорогая Старина, как ты выглядишь сейчас? Много прошло времени, и много где пришлось мне пожить, но родную Старину мне никогда, никогда не забыть! Потом Бобруйск, тоже есть о чем вспомнить, хотя там я была еще совсем маленькой…, а затем Ленинград. С именем этого прекрасного города много связано хорошего и более плохого (оно больше помнится, ибо до сих пор еще хорошего в моей жизни ничего не было, и все мои неудачи и горести начались с Ленинграда, а вернее всего – виноват проклятый Гитлер!). Как приятно вспомнить хорошие дни, проведенные в Ленинграде, первые дни студенчества (а как оно было заманчиво!), каких только надежд не было по окончании 1 курса! Приехать домой студенткой, и все соседи прибежали бы посмотреть на Рыгорову дочку, студентку! А папа и мама представляются мне их счастливые лица с улыбками довольства и счастья… Размечталась… И все это прошло прахом.
Кино, театры (хотя я и посетила их не так уж много, в чем сейчас горько раскаиваюсь), Эрмитаж, Петергоф, Невский – все это надеюсь еще не раз посмотреть и побывать, ибо главная моя мечта сейчас – скорее добраться до Ленинграда! А потом голод с костлявой своей рукой едва не задушил меня. 125 грамм хлеба в день, даже не верится сейчас. Все это: бомбежки, обстрелы, трудовые повинности были не так страшны, как голод! Об этом не рассказать, а описать – так нужно быть хорошим писателем… Но ничего, и это обошлось все таки сравнительно ничего, – поборол не голод меня, а я его, вернее, мой молодой и здоровый организм, «выхохленный» моей мамочкой. В марте 1942 года – эвакуация (как я рвалась из Ленинграда!) и это дало возможность выбраться сначала в Иваново, где нас так хорошо приняли, откормили, и я стала похожа на человека, хотя еще и не совсем (была скелетом – кожа и
