стихов (изд. Скорпиона и Мусагета, 1-й том разошёлся), 3 т<ома> критических статей (1й – 2-й, изд. Пирожкова, трудно находимы, Зй – новейшие статьи, лишь приготовленные к отд<ельному> изданию), 3 т<ома> романов (1й изд. Пирожкова, разошлось, 2й – Московское К-во 1911 г., Зй роман – должен осенью ещё появиться в «Русск<ой> Мысли»), остальные 7 томов – рассказов, 6 – издания Пирожкова (1 т<ом> вторичным изд<анием>), все ненаходимы, и 7-ой том издания «Мусагет», 1912 г. Желательно было бы: кончить издание в два или 2 1/2 года, получить некоторую часть гонорара при заключении условия и затем получать последовательно после выхода каждого тома. Если бы Вы нашли удобным издавать книги большого размера, т. е. листов по 25 вместо 15, то можно было бы ограничиться 12-ю томами.
О размере гонорара мне сейчас трудно говорить, это предмет следующих писем, когда вопрос издания в принципе будет решён окончательно. Могу лишь сказать, что условия мои – обычны, и не они заставляли меня медлить с изданием полного собрания сочинений и отклонять некоторые предложения.
Не находите ли Вы, что громадное большинство наших книгоиздательств, особенно те, которые берут на себя издания «полных собраний» – оставляют желать лучшего в самых разнообразных отношениях?
Прошу извинить меня, если сведения, которые я дала, покажутся Вам слишком краткими. Но пока, надеюсь, этого достаточно.
В ожидании Вашего ответа остаюсь преданная Вам 3. Гиппиус-Мережковская
Павел Муратов:
«Нельзя издавать книги, которых Вы не читаете ни до, ни после издания»
Павла Муратова, без преувеличения, можно назвать вдохновителем и главным идеологом издательства Константина Некрасова. Познакомились они в июле 1911 года, и их сотрудничество довольно быстро переросло в совместные духовные искания и крепкую многолетнюю дружбу. В первом письме Муратов обращается к Некрасову «милостивый Государь», во втором – «многоуважаемый Константин Фёдорович», а через три месяца – «дорогой Константин Фёдорович». При этом Муратов не был открытым человеком, с людьми сходился нелегко и всегда держал дистанцию при общении даже с близкими. Так же как и Некрасов. Есть общее не только в их характерах, в их интересах, но и биографиях. Например, оба закончили кадетский корпус и отказались от военной карьеры, оба главным делом в жизни считали литературу и искусство, хотя профессионально ни тот ни другой этому не учились. Как происходило развитие отношений, наглядно показывает переписка Павла Муратова с Некрасовым. Из 98 писем Муратова, сохранившихся в Государственном архиве Ярославской области, 77 опубликованы автором данной книги в биографическом альманахе «Лица» в 1993 году. Писем Некрасова к Муратову сохранилось 12, они находятся в РГАЛИ (Российский Государственный архив литературы и искусства) и использованы в комментариях к упомянутой публикации.
Некрасов довольно быстро попадает под обаяние многогранной одарённости Муратова, и в издательские планы вносятся существенные коррективы. А Муратову импонирует настрой ярославского издателя знакомить русскую читающую публику с малоизвестными ей западноевропейскими писателями, чьё наследие, являясь достойным вкладом в мировую культуру, по разным причинам оставалось неизвестным в России: Некрасов никогда не издавал уже существующие переводы.
Муратов с большим воодушевлением пишет для издательства Некрасова статьи о Нервале, Проспере Мериме, Уолтере Патере, Эмилии Бронте, Вернон Ли, настаивая на издании этих авторов. Некрасов особо и не сопротивлялся.
Заметным явлением в русской культуре начала XX века стал выходе 1912–1913 годах в издательстве Некрасова «Новелл итальянского Возрождения», переведённых Муратовым: именно в этот период авторитет Муратова как певца Италии, как автора непревзойдённых «Образов Италии» был непререкаем.
Павел Муратов с сыном, Гавриилом. Севастополь. 1916 г.
Весомую роль в творческом сближении Муратова и Некрасова сыграло древнерусское искусство, которым оба страстно увлекаются и, конечно, их главное детище – журнал древнерусского искусства и литературы «София», о чём подробно рассказано в первой главе книги.
В первые дни войны Павел Муратов был призван на фронт, попал на австрийскую границу, в гаубичную батарею, откуда изредка писал Некрасову грустные письма. Но в 1915 году Муратов был переведён в Севастополь, где комендантом служил его брат, в зенитную артиллерию.
Заведуя воздушной обороной крепости, Муратов смог частично вернуться к литературным занятиям.
Муратов горячо поддержал решение Некрасова закрыть издательство. А дружба их продолжалась: Некрасов ездил осенью в Крым, где в Севастополе встречался с Муратовым. И после октября 1917 года они продолжали дружить: оба жили в Москве, служили в Комитете по охране памятников искусства. И, как уже было сказано в первой главе книги, Персидская коллекция Некрасова была выкуплена музеем Ars Asiatica при непосредственном участии Муратова.
Екатерина Муратова, урождённая Урениус с сыном Гавриилом. Севастополь, 25 мая 1916 г.
Павел Муратов – Константину Некрасову
Рим, 5/18 дек[абря] 1911
Многоуважаемый Константин Фёдорович!
Пишу Вам из Рима, и пишу сейчас кратко, ибо только что устроился. Вот мой адрес: Sign. Paulo Muratov. Roma.Via Babuino 58 piano 3. Буду ждать теперь «Витека». Борис Константинович Зайцев тоже сейчас здесь. Необычайно тепло в Риме – можно ходить без пальто, а на солнце даже жарко. Вспоминаю, какой мороз был тогда в Ярославле!
Хожу по букинистам и ищу новеллистов. Оказывается, это довольно хитрая история. Переизданы были немногие из них. Мне придётся прочитать около 40 авторов. Боккаччио перевожу сейчас, решил окончательно включить его в книгу. Интересно, что выйдет из этого. Зайцев очень одобряет нашу с Вами затею.
<…>
А затем желаю Вам от всей души всего доброго и хороших праздников в Вашем уютном ярославском жилье.
Преданный Вам П. Муратов.
[Рим], 28 [февраля] ⁄ 13 [марта].II. 1912
Многоуважаемый Константин Фёдорович!
Посылаю Вам четыре вещи Жерара де Нерваля в переводе Е. С. Урениус под моей редакцией и мою статью о Нервале. Из всего этого может выйти книжка размером около 6 листов.
Не стану рекомендовать Вам Нерваля. Как я отношусь к нему – Вы увидите из моей статьи о нём. Скажу одно: для меня непонятно, как до сих пор не переведён по-русски такой интересный и единственный в своем роде писатель. Рано или поздно перевод его должен появиться в России.
25 декабря [1912]
Дорогой Константин Фёдорович!
Пишу Вам из Москвы. В Новгород мы так и не поехали. В Петербурге вечером у Нерадовского познакомился с «героем дня», с Мих[аилом] Ив [ановичем] Терещенко. Это молодой человек, очень красивый и весьма элегантный, и довольно изящный (пока молод). Кипит жаждой всяческой деятельности. Дал 100 тысяч музею Александра]
