Контрразведывательная операция «Маки-Мираж» началась в 1924 году в городе Сахалян (нынешний Хэйхэ) на берегу Амура, где было учреждено японское консульство, которое использовалось для организации диверсий и терактов. К деятельности привлекали контрабандистов, для снабжения которых консульство располагало специальным фондом дефицитных товаров. Резидентом японской разведки был Садаитиро Кумадзава, владелец гостиницы «Сибирь». Ему удалось завербовать представителя Дальгосторга Леонида Островского. Как рассказывает председатель Совета ветеранов УФСБ России по Хабаровскому краю Николай Лукьянченко, в действительности это был сотрудник ОГПУ Лазарь Хаимович Израилевский, оперативный псевдоним «Летов» – в документах японской разведки он проходит как «Старик». В 1930 году «Старик» рассказал Кумадзаве, что есть некий Иван Горелов – крупный военачальник в штабе ОКДВА, который прокутил с женщинами несколько тысяч казённых денег. Это была легенда – на самом деле никакого Горелова («Большой корреспондент») никогда не существовало, всю информацию для «Старика» готовили чекисты. Кульминацией деятельности «Большого корреспондента» стал доклад от 1934 года «О структуре и численности стрелкового батальона Дальневосточной армии». Японцы, получив эти данные, умножили численный состав и вооружения батальона на количество батальонов, сведения о которых также были получены от «Большого корреспондента». Полученный результат был ошеломляющим и заставил японский штаб пересмотреть планы широкомасштабной войны против СССР. Кроме того, в ходе оперативной игры через «Старика» японской разведке была подставлена легендированная контрреволюционная организация в Хабаровске, так что к началу 1930-х годов под контролем чекистов находилась вся резидентура японской разведки.
Операция «Маки-Мираж» завершилась внезапно – после того, как японцам о ней рассказал Люшков, главный чекист Дальнего Востока. Уже фактически шла Вторая мировая война, японская Квантунская армия во всю громила китайцев и готовилась к нападению на Советский Союз. Когда же японцы узнали, что все это время чекисты водили их за нос, они решили проверить силы Красной Армии боем – и уже в июле 1938 года, через месяц после бегства Люшкова, ударили у озера Хасан. И лишь благодаря своевременной информации Рихарда Зорге о времени и месте нападения Красная Армия сосредоточила силы именно там, где они требовались. Бои были кровопролитными, но японцы поверили, что восточные рубежи Советского Союза надежно защищены.
Если бы этот наскок увенчался успехом, то Великая Отечественная война могла бы начаться на три года раньше. Причем не на западе, а на востоке – и именно из-за Люшкова. Такова цена предательства.
А теперь представим, что какой-нибудь Рейсс или Кривицкий сдал бы Рихарда Зорге? Что тогда, война? А ведь предательство следовало за предательством. Как спасти ценнейших агентов, от которых зависели война и мир? Пришлось пожертвовать такими фигурами, как Артузов, Берзин, Карин – лучше перестраховаться…
В начале 1941 года Люшкова перевели в «Това кенку дже» («Бюро по изучению Восточной Азии»), являющееся филиалом японской военной разведки. В его обязанности входил анализ агентурных данных, материалов радиоразведки и пограничной разведки, а также показаний военнопленных и перебежчиков. Люшкову выдали новые документы на имя Маратова, обеспечили вооруженной охраной, нашли любовницу из числа японок, говоривших по-русски.
В течение 1941–1945 годов 2-й отдел Квантунской армии постоянно просил руководство Генштаба направить Люшкова в его распоряжение. Наконец, в июне 1945 года по приказу начальника 2-го отдела Генштаба Люшков на самолете был доставлен в Чаньчунь. Его поселили в гостинице под фамилией Ямогучи Хасимота. Затем на поезде отправили в Порт-Артур, откуда перевезли в расположение японской военной миссии в Дайрене, начальником которой был капитан Такеока Юсаки.
14 августа 1945 года имперский Генеральный штаб по приказу императора Хирохито объявил о капитуляции Японии, после чего 16 августа командующий Квантунской армией генерал Ямада Отодзо приказал своей армии сдаться. Судьба Люшкова, который становился ненужным свидетелем, поскольку знал множество секретов японских спецслужб, теперь находилась в руках командующего Порт-Артуром, начальника штаба обороны Квантунского полуострова генерал-лейтенанта Гэндзо Янагита, который с 1940 по 1943 год возглавлял Японскую военную миссию в Харбине и был помощником начальника военной разведки Квантунской армии.
Вердикт генерал-лейтенанта Гэндзо Янагита был предельно жестким. В своем кратком разговоре с капитаном Такеока Юсаки он сказал: «Если Люшков откажется от самоубийства, необходимо его ликвидировать».
19 августа Люшкова вызвали в здание военной миссии в Дайрене. Как показал позднее на допросе Такеока Юсаки, «я стал вести разговор о том, чтобы он покончил жизнь самоубийством, указав на безвыходность создавшегося положения. Но Люшков отказался от самоубийства и опять настоятельно требовал создать ему условия для побега. Я предложил пойти вместе с ним в порт, якобы подыскать подходящее судно, на котором он мог бы уплыть в Китай. Спустившись со второго этажа, на ступеньках к выходу во двор я быстро зашел вперед и внезапно из имеющегося у меня браунинга выстрелил ему в левую сторону груди. Он упал. Это было примерно в 11 часов 30 минут вечера».
После этого Такеока распорядился добить раненого. Начальник разведывательного отделения миссии Аримица Кадзуо выполнил приказ: «Я взял… пистолет и выстрелом в висок добил этого человека насмерть».
Сотрудникам миссии Такеока заявил, что «по приказу генерала Янагита был убит важный преступник, а сам этот факт является государственной тайной».
Рано утром 20 августа 1945 года солдаты привезли в местный военный госпиталь замотанный в простыню труп. По распоряжению начальника госпиталя Иосимуры Фумио труп был кремирован. Урна с прахом была доставлена в военную миссию, а оттуда, по распоряжению Такеоки – в один из местных буддийских храмов.
Так закатилась «звезда» Востока – и не только Дальнего…
Национальный проект
Собака сильного хозяина любит, а слабого – кусает.
Малюта Скуратов Побег Люшкова подвел черту под эпохой «революционного романтизма», когда стало ясно, что органы госбезопасности оказались захвачены «пассионариями» с российских окраин, которые способны только разрушать «до основанья» – никаких созидательных целей у них нет. Поэтому 17 ноября 1938 года вышло совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в котором говорилось: «Враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, в особенности, засевших в органах НКВД».
23 ноября 1938 года Ежов написал в Политбюро ЦК ВКП(б) и лично Сталину прошение об отставке, в котором признал себя ответственным за вредительскую деятельность врагов народа, проникших в НКВД и прокуратуру, брал на себя вину за многочисленные побеги разведчиков и высокопоставленных сотрудников НКВД за кордон – прежде всего Люшкова. 24 ноября 1938 года Ежов был освобождён от обязанностей наркома внутренних дел СССР.
