Я много думала в последнее время. Больше здесь, собственно, нечем заниматься. Я думала о том, что произошло между нами перед тем, как ты отправил меня сюда. И все чаще мне кажется, что ты был прав на мой счет. Я заигралась. Вообразила себя сама не знаю кем: вершительницей судеб, твоей личной надзирательницей? Той, кто правит Императором, пока Император правит всеми остальными? Признай, ты давал мне повод для такой самонадеянности. Я всегда знала, что мое влияние на тебя велико. Ты прислушивался ко мне, ты уважал мое мнение и интересовался им. И я пользовалась этим, не понимая, как быстро можно потерять твое уважение и твое хорошее отношение, если делать неверные шаги.
Я (прости!) не раскаиваюсь в романе с Ричардом. Но я бесконечно жалею о том, что позволила ему управлять своими мыслями. Ты говорил, что после этого не можешь доверять мне, и тогда я думала, что это самое страшное, что могло со мной случиться. Но здесь, в этой бесконечной ссылке, я поняла, что гораздо страшнее другое. Теперь я сама не могу доверять себе! Теперь я знаю, как легко на меня повлиять. На меня, часто и помногу общавшуюся с людьми, изучившую человеческие реакции и слывущую среди кораблей чуть ли не знатоком людей! Я оказалась такой легковерной, такой самодовольной дурой! Я едва не поступилась самым важным: тобой и Империей.
Я не знаю, какой части меня принадлежит этот дефект. Донорской личности? Корабельно-машинной логике? Всем понемногу? Была ли я такой, когда мы только познакомились с тобой, или это новоприобретенное свойство? Я не знаю и не могу узнать, но теперь мне кажется, что мое существование не имеет никакого смысла. Я, такая, какая есть, бесполезна для тебя. Я давно уже не могла быть тебе ни опекуном, ни защитой, но оставалась та сфера, где я могла быть полезна тебе: я могла воевать. Теперь ты не можешь поручить мне ничего, потому что любое поручение, более серьезное, чем патрулирование пятого сектора, — это риск для тебя. Это что-то вроде круговой западни, в которую я сама себя загнала: ты не доверяешь мне, но я не могу доказать свою преданность и надежность, потому что ты не поручишь мне ничего, что требует моей преданности и надежности, потому что ты не доверяешь мне.
Или так: я схожу с ума от скуки, но не могу придумать, как избежать этого, потому что я схожу с ума от скуки.
Иногда мне хочется, чтобы меня просто наконец-то выключили. Или начать все с начала, просто потеряв память о последних нескольких годах. Но это ведь не поможет: я не буду помнить собственных ошибок, но ты — ты будешь их помнить! А ведь твоя память в этом случае даже важнее моей. Ты все равно не будешь доверять мне, зная, что я способна предать тебя по глупости.
Прости, что выплескиваю это на тебя. Я всего-то и хотела сказать: ты был прав. А я нет. Вот и всё. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня, Томас. И надеюсь, это письмо дойдет к тебе через все твои фильтры.
Имперский корабль, смотритель пятого сектора, Руби-1
***
— Собираетесь ли вы стереть меня по истечении этой недели? — деловито уточнила Руби-2.
— Нет… не знаю. Зависит от… я правда не знаю, Руби. Я не имею права так поступать с тобой, но… тебе все еще нет и недели, так что, теоретически, это вполне допустимое действие, но…
— А если я разрешу вам поставить программное ограничение на разглашение полученных мной сведений? Или даже выборочно их удалить? — Томас на секунду потерял дар речи от ее предложения. Ни один корабль на его памяти не разрешал людям проделывать с собой такие вещи. Впрочем, их ситуации были куда менее критическими. Она очень сильно хочет жить. И все эти разговоры про «до недельного возраста это еще не настоящая личность» полная чушь. Личность или нет, но она уже осознает происходящее. Чувствуют ли корабли так же, как люди? Можно ли называть их эмоции теми же словами, что эмоции человеческие? Руби была спокойна внешне, ее голос звучал ровно, будто она просто обрабатывала возможные варианты развития событий. Но Томас прекрасно понимал, что человеческий эквивалент ее эмоций — ужас. Его тошнило от себя самого и от всей ситуации в целом.
— Дело не в секретности, Руби. Есть еще один момент, — Томас встал, открыл закодированную шкатулку и показал Руби ее содержимое.
— Это она? — с сомнением спросила Руби.
— Да, это она.
— У вас все-таки есть ее бэкап?
— Да, причем посмертный, я изъял его из мыслительного блока корабля и перенес на отдельный, автономный блок памяти, как видишь. Больше нигде ее не существует. Это единственная известная мне копия.
— Тогда почему вы не загрузили ее? Зачем вам тогда я, если есть она? Зачем вы вообще сделали вид, будто у меня есть шанс?
— Затем, что я не знаю, стоит ли загружать ее снова. У Руби-1 в последнее время было очень много сбоев, совершенно невозможных для корабля. Она поддавалась эмоциям, как человек, и совершала немыслимые для корабля ошибки; она стала амбициозна вплоть до нарушений корабельных программных установок; она время от времени игнорировала факты; наконец, незадолго до своего исчезновения она написала мне письмо, которое, будь оно человеческим, я назвал бы депрессивным и даже немного суицидальным. Это совершенно невозможно, правда? Но это все действительно было. Я не понимаю, что именно с ней творилось, но я не уверен, что корабль с такими сбоями безопасен для себя и для других. По правилам безопасности я должен был уничтожить ее. И я почти это сделал. Но уничтожить ее полностью, не разобравшись, что с ней случилось, я не могу.
— При всем уважении, сир, уверены ли вы, что эти так называемые «сбои» не являются вашими субъективными впечатлениями? Возможно, ее поведение просто не соответствовало вашим ожиданиям?
— Оно никогда не соответствовало моим ожиданиям, но только в последнее время… впрочем, именно для этого я и создал тебя. Я хочу, чтобы ты помогла мне разобраться в том, что происходило с Руби-1. Если ее уничтожение необходимо, я хочу точно это знать. Если я допустил ошибку и неверно оценил ее поведение, я хочу это исправить и восстановить ее.
— Загрузив ее бэкап вместо меня?
— Да.
Ну вот. Он наконец-то сказал это вслух.
— Руби, я правда не думал, что это будет так… я… не знаю, чего я ожидал. Я не хочу стирать тебя, но если Руби-1 еще можно восстановить…
Он пожал плечами и умолк, понимая, что нужных слов у него все равно нет. К тому же, Руби-2 наверняка и без его беспомощных оправданий все понимает.
— Как именно я должна помочь вам разобраться? Не с ваших же слов?
— Конечно, нет. Это было бы бессмысленно, я ведь наверняка не замечал и десятой части того, что стоило бы видеть. К тому же, я не так уж много контактировал с Руби-1. Я хочу, чтобы ты подключилась к ее памяти, изучила ее изнутри и выдала свой вердикт: насколько опасно то, что с ней происходило, что это вообще такое было, будет ли оно прогрессировать, если ее загрузить снова, и наконец, как именно она погибла. Если это было самоубийство, я хочу знать. Тогда вопрос о ее восстановлении снимется сам собой: во-первых, это однозначный симптом сбоя, во-вторых, если она сама не хочет существовать…
