Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Он рассказывал, а сам чувствовал одно — как невыносимо хочется потрогать её волосы, провести пальцем по щеке, дотронуться до губ, поцеловать глаза…
Обнять её прямо сейчас, поцеловать! Но Тристан не решался. «Что же это со мной? Словно мир превратился в декорацию, в фон, вращающийся вокруг одного человека… Целуй же её! Сейчас же!» — говорил он себе. Тристан не узнавал себя, обычно столь уверенного с женщинами. Но было что-то в этой девушке, вызывающее смутные образы из рыцарских сказок, в которых прекрасная дама сама должна была разрешить прикоснуться к себе. И он не хотел слишком решительным жестом разрушить магию этого вечера.
Наступила ночь. Улицы маленького швейцарского городка были почти безлюдны. Пушистый снег искрился под жёлтым светом фонарей.
— А пойдём туда, где темно! Туда, где нет фонарей, — неожиданно предложила Ника и взяла его за руку. Она и не заметила, как перешла на «ты». — Я хочу увидеть звёзды.
Счастливый, что она сама сделала первый шаг, Тристан, смеясь, последовал за ней.
Там, за пределами света, на небе раскрылся купол антрацитовой бесконечности, пронизанный миллиардами крошечных бриллиантов.
Ника запрокинула голову.
— Какие они здесь яркие…
— В горах мы ближе к Богу, — отозвался тихим эхом её спутник.
Они стояли и смотрели на небо. Их глаза уже привыкли к темноте. Тристан первым отвёл взгляд от завораживающих небес и посмотрел на её лицо, на сверкающие глаза, в которых словно отражались крупные звёзды. Они остались наедине друг с другом и с вечностью. Он придвинулся ближе и стал гладить её волосы. Ника почувствовала, что его руки дрожат, хотя от ладоней шёл жар.
— Тебе ведь не холодно? — спросила она.
— Нет… Мне кажется, я сейчас сгорю изнутри.
Ника подалась вперёд, к нему. Он поцеловал сначала глаза — так нежно, как только мог, затем стал целовать её ладони, затем — опять лицо: глаза, щёки, нос… И снова глаза… И только потом — быстро и вдруг — рванулся к её приоткрытым губам, сжав Нику в горячем объятии. Он осыпал поцелуями её волосы, щёки, шею, плечи. По телу Ники побежали горячие волны, закружилась голова. Её руки сами проникли в распахнутую куртку Тристана и обхватили его торс…
Ника стояла, тесно прижавшись к Тристану. Лицо она спрятала от бурных поцелуев, прижавшись ухом к его груди там, где колотилось горячее мужское сердце. Ей нужно было перевести дух, справиться со страстью, которая охватила её и готовилась унести прочь. Тристан попытался снова добраться до неё губами. Но Ника не поддавалась.
— Нет, мне уже нужно идти, правда… Нужно идти. Отец будет волноваться.
— Ты же уже взрослая… Мы должны пойти ко мне… Или я к тебе… Мне всё равно, — горячо шептал он. — Я готов тебя и здесь, совсем не как благородный рыцарь, а как последний снежный человек, похитить и отнести в своё горное логово.
Ника засмеялась и посмотрела на его вдруг ставшее очень знакомым лицо:
— Нет, мой снежный человек, сегодня нет. Завтра!
— Завтра… у меня будет прекрасное завтра… — прошептал Тристан.
Так они стояли под звёздным небом, а затем, продолжая держаться за руки, двинулись обратно к уже затихавшему празднеству.
Глава 14. Отель «Европа»
В 20 часов в просторном зале ресторана гостиницы «Зеехоф» начался закрытый ужин, на который Борис Вересовский пригласил избранный круг ведущих финансистов, глав корпораций и ведущих банкиров.
Отпустив измученного бесконечными переговорами переводчика, Борис Семёнович пригласил и усадил рядом с собой Нику, скороговоркой пробормотав в своей манере:
— Садитесь, садитесь… В любом случае всем присутствующим гораздо приятнее будет смотреть на вас, чем на ещё один пиджак! — И, довольный собой, коротко хохотнул.
Пиджаков в зале было действительно много. И все они, включая только что севшего напротив Джорджа Сороса, с интересом разглядывали Нику. Сорос своим появлением вызвал небольшой ажиотаж вокруг себя: кто-то от дальних столов спешил его поприветствовать, другие настойчиво протягивали ему свои визитные карточки. Пожилому финансисту вся эта суета доставляла большое удовольствие. Его репутация — то ли масона, то ли филантропа, то ли афериста, а может быть, и всего сразу — идеально вписывалась в давосскую мифологию. Здесь он был в своей стихии.
Вересовский говорил по-английски с огромным количеством ошибок, хотя очень быстро и напористо. Но иногда как вкопанный останавливался посредине фразы и вопросительно смотрел на Нику. И она помогала ему найти нужное слово или оборот. Она была собранна и внимательна. Однако какой-то частью себя она всё время была там, во вчерашней ночи, в объятиях Тристана.
Такое она переживала впервые. Любое воспоминание о нём — его взгляд, осторожные касания и жар ладоней, настойчивые губы, тело, напрягшееся как единая мышца, — всё это было слишком живо. И Нике стоило больших усилий, чтобы укротить этот бушующий внутри неё водоворот мыслей и ощущений.
Ника смотрела на оживлённых, успешных, дорого одетых мужчин, карьеры которых могли служить основами для отдельных фильмов, книг и сценариев, и понимала, что они все ей безразличны, неинтересны, непривлекательны — даже как физические типажи. Хотя на неё с любопытством поглядывали несколько красавчиков, которые — это было видно — привыкли ломать женские сердца, как чайное печенье.
«Может, я и вправду странная, — подумала девушка. — Меня ведь никогда не волновали красавцы. Даже в юности, да и в детстве». Она помнила, что простой, весёлый и сильный мальчишка из деревни, где она проводила лето, нравился ей больше, чем московские пижоны, которым родители привозили из-за рубежа джинсы, жвачку и американские сигареты.
«Хотя, — сказала себе она, — Тристан красив. Нет, не как Ален Делон, но какой-то особенной мужской красотой…» От него исходила дурманящая её, неудержимо завлекавшая в его объятия чувственная мужская сила. Ей вдруг отчаянно, до потери дыхания, захотелось увидеть его.
Нике было немного неуютно от того, что Вересовский посадил её за свой основной стол, а её отца — за соседний. Она оглянулась, надеясь перехватить его взгляд, но отец с интересом смотрел на сидящую с ним рядом улыбающуюся высокую молодую женщину, которая что-то ему с горячностью рассказывала. Она ежеминутно трогала свои красивые, с рыжим отливом волосы, то закладывая пряди за уши, то поглаживая их ладонью по всей длине. Ника вспомнила где-то прочитанное: волосы — это деликатес женщины, и она умело использует его в момент соблазнения.
«Сейчас как раз и есть этот момент, отца соблазняют, — ревниво подумала девушка. — Ещё бы — он такой видный. А отец так внимательно слушает… смеётся… Кто она?»
Дождавшись паузы в оживлённой дискуссии о перспективах цены на нефть на мировых рынках, Ника, извинившись, наклонилась к Вересовскому:
— Борис Семёнович, а кто эта женщина, рядом с отцом?
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
