— Я сожгла ящерицу, — прошептала я. — Генрих, она там оказалась не просто так!
— Конечно, — усмехнулся Генрих. — Они очень скрытные и не нападают на людей. А эту натравили на тебя.
— Марвинцы? — спросила я. Генрих усмехнулся.
— Кто же еще…
Некоторое время мы молчали. Я запоздало поняла, что мы перешли на ты, и от этого сделалось как-то теплее, что ли. По большому счету, мы оба были невероятно одиноки — и вдвоем нам было легче переносить это одиночество.
— Что же нам теперь делать? — спросила я. Улыбка Генриха стала светлой и ободряющей.
— Тебе — лежать и приходить в себя, — ответил он. — А мне — поставить метку в твоем паспорте у капитана и принести тебе одежду.
— Спасибо, — сказала я, чувствуя, как между нами сейчас натягиваются тонкие, едва заметные нити. Что это было? Духовное родство, дружба?
— Было бы за что, — Генрих смотрел на меня с теплом и любовью. — Отдыхай.
Я послушно свернулась калачиком под покрывалом и сама не заметила, как погрузилась в сон.
Фаринт утопал в зелени.
Из окон дирижабля он казался зеленым медведем с кудрявой шерстью, который сунул лапы в океан. Возле одной из лап толпились птички кораблей — там был порт.
Город, в который мы приехали, назывался Лакмер. Пройдя таможню, мы вышли на стоянку экипажей, и Генрих довольно сказал:
— Ну, наконец-то твердая земля под ногами.
Я понимающе кивнула. Теперь можно было жить спокойно, не думая о том, сколько под тобой километров пустоты.
Экипаж повез нас по улице мимо аккуратных, почти кукольных домиков под рыжими черепичными крышами. Город был изящным и каким-то легким — он рассыпал зелень бесчисленных садов, перебрасывал мосты через нитки рек, звенел золотом в магазинах и магазинчиках, и постепенно мое настроение стало таким же легким и беспечным.
— Куда мы сейчас? — спросила я.
— Для нас уже снят гостевой дом в Фалуни, — ответил Генрих. — Элитный район, лучшие люди страны. Там очень красиво.
Я нахмурилась.
— Знаешь, если его оплатили наши друзья из халифатов, то лучше бы нам держаться от него подальше, — сказала я, и Генрих согласно кивнул.
— Разумеется. Но не так сразу. Амиль поймет, что мы начали свою игру, и быстро ее закончит. Тут надо действовать тоньше.
Некоторое время мы ехали молча. Когда экипаж прогрохотал мимо площади с двумя колоннами, утыканными отрубленными носами кораблей, я задумчиво сказала:
— Знаешь, мне кажется, та ящерица была проверкой. Амиль хотел посмотреть, что я могу как волшебница.
— Он мог бы сделать это еще в халифатах, — заметил Генрих.
— Конечно. Но в экстремальной ситуации организм работает по-другому. А ему надо было увидеть меня не на тренировке, а в деле.
— Логично, — кивнул Генрих. — Нам надо придумать, как отказаться от дома. Хотя… — он устало покачал головой, — это может оказаться бесполезным.
Я вдруг подумала, что если Генрих жил здесь, то у него наверняка остались знакомые. И эти знакомые могут его опознать. Впрочем… впрочем, это было давно. Люди меняются. Во дворе моего университета была автомастерская, и там трудился работяга, похожий на президента, словно брат-близнец. Ну и что?
Ладно, с этой стороны все вроде бы безопасно. Что, если Амиль сотоварищи решат проверить меня как-то еще? Что, если это была не проверка, а попытка убийства? Вернее, даже способ обезоружить Генриха и оставить его одного?
От волнения у меня даже голова начала болеть.
Наконец, экипаж остановился возле маленького уютного дома, белевшего сквозь ветви пышного сада. У гостеприимно распахнутых ворот стоял молодой человек в белом костюме. Увидев нас, он с улыбкой заговорил на незнакомом языке, полном сдвоенных гласных — должно быть, приветствовал гостей.
Я разочарованно подумала, что не стану здешней сокрушительницей сердец, не зная ни слова на фаринтском. И сама не подумала об этом, и Амиль не предложил мне хоть пару уроков. Генрих ответил молодому человеку на том же языке и негромко сказал мне:
— Это Камиль, наш домоправитель. Приветствует нас на фаринтской земле и надеется, что наше путешествие принесет нам только удовольствие.
Камиль доброжелательно улыбнулся мне, и я сказала, глядя в его загорелое лицо:
— Bin’t a hharaa vilan, Khamile!
Генрих умудрился сделать вид, что ничего особенного не произошло. Камиль подал мне руку, помогая выйти из экипажа, и произнес:
— Надеюсь, перелет прошел спокойно, миледи?
Теперь я прекрасно понимала его. Что ж, удивлюсь этому, когда останусь наедине с Генрихом, сейчас надо делать вид, будто все в порядке.
— Да, но я ужасно устала. Хочется пообедать и отдохнуть.
— О, господа, разумеется! Обед уже накрыт! — сообщил Камиль и повел нас к дому. Генрих придержал меня под руку и негромко сказал на ухо:
— Ни малейшего следа акцента.
— Сама удивляюсь, — тоже шепотом ответила я.
Могла ли я подумать, когда привораживала дураков к дурам, что магия действительно существует? Что я буду ей владеть?
Меня пугало лишь то, что я не знала границ этой магии. И не понимала, как их узнать.
В какой-то момент это незнание могло бы нас уничтожить.
В светлой столовой действительно уже был накрыт обед. На тарелках расположились гнезда из желтоватой бумаги, в которых красовалась лапша с зеленью и завитками креветок, на огромном блюде были выложены толстые ломти индейки в приятной компании помидор, авокадо и бекона, а в пузатых графинах розовело что-то похожее на арбузный сок со льдом.
У меня даже голова закружилась от голода и запахов еды.
После того, как тарелки опустели, маленькая служанка с поклоном принесла чашечки кофе и десерт — креманки с фруктами и желе. Я смотрела не на разноцветные ломтики, а на ее прическу: башню из волос, увитую пестрыми нитями с бусинками и усеянную белыми и розовыми цветами. Девушка поймала мой взгляд и смущенно поклонилась.
— Какая у вас интересная прическа, — похвалила я. Служанка снова поклонилась.
— Блгодарю вас, миледи. Это знак моей семьи, миледи, — ответила она. — На Аранбенском архипелаге все так носят, миледи.
Я улыбнулась, и девушка убежала на кухню. Почти сразу же в столовую вошел Камиль с серебряным подносиком в руке и приблизился к Генриху.
— Приглашение, милорд.
Генрих понимающе кивнул, взял с подноса белую карточку с золотым краем и, прочитав написанное, сказал мне на аланбергском:
— Нас с тобой сегодня ждут в гости, Милли. Пишут, что отказ не принимается.
— Кто же? — спросила я, понимая, что игра началась.
