— Ты. А ну вставай, выходи! — в дверь заколотили сильнее.
— Если я встану, ты ляжешь, — продолжила нейтралка конфронтацию.
Пришлось прикрыть рот ладошкой, чтобы не расхохотаться в голос. Виной тому натянутые до предела нервы, нелепость сложившейся ситуации и постная физиономия напарницы по шпионским играм напротив.
— Пойдем уже, Шуго. Заколебал, — подключился Ойя, и в его авторитете я нисколько не сомневалась.
— Но…
— Пойдем.
— Даже ссать перехотелось, — в сердцах выпалил парень, приложился по двери еще разок, и дверь в туалет за обоими файерами захлопнулась.
Передышка для нас была непозволительной роскошью. Следовало незамедлительно отправиться по горячим следам Ойи и нового друга Карамелиты, чтобы выяснить номер искомой комнаты. Девушка поняла меня без слов и мы, осторожно выглянув за дверь уборной и убедившись, что коридор опустел, на цыпочках засеменили в сторону голосов.
Слежка длилась на протяжении пары коридоров, а после стихийники скрылись за дверью под номером сто восемьдесят четыре.
Что ж, часть плана выполнена. Нужно лишь найти способ остаться с Ойей наедине и мягко подтолкнуть его к примирению. Не хотелось мне снова полагаться на безрассудство Карамелиты.
Однако мне и придумывать ничего не пришлось. Спустя пару минут тот самый Шуго, угрожавший моей соседке в туалете, вышел из комнаты сам.
— Заскучаешь тут в одиночестве своем гордом — приходи, — бросил он вглубь комнаты напоследок. Хмыкнул себе под нос, громко цокнул языком и походкой самозваного альфа-самца отправился прочь. Получать что-то, что ему обязаны были дать, судя по недавнему разговору двух файеров.
Удачи ему. И мне удачи, потому что я пошла. Кивнула напарнице, собрала всю свою волю в кулак и пошла. Стучать не стала. Вошла сразу, дабы не спугнуть потенциального кандидата на примирение.
В комнате было темно. Почему? Ойя уже собрался спать? Хотя, учитывая, что ему придется пережить совсем скоро, можно было не удивляться. Он ответственный сын своей стихии и хорошенько отдохнет перед процедурой во избежание несчастных случаев.
Прикрыв дверь, задержалась на пороге. Возможно ли, что сейчас я поступаю излишне эгоистично и думаю в первую очередь не о спокойствии друга, а о своем собственном? От одной только мысли, что Ойя может испытывать ко мне неприязнь и отторжение, становится не по себе. Становится очень странно жить, будто бы из самой сердцевины моей души вырвали внушительный кусок, оставив там дыру зияющую. И дыру эту нечем заполнить. Совсем.
С другой стороны, есть ли смысл его изводить, раз уж дружба ему теперь не нужна? Если ему не нужна дружба, то не нужна и я… потому что вряд ли я когда-нибудь смогу дать ему то, чего он от меня хочет.
У вас когда-нибудь было чувство, что вы находитесь в тупике? Что вперед шагнуть невыносимо трудно, а назад… уже невозможно? Сейчас я испытывала что-то подобное.
Я любила Ойю. По-своему. Мне было бы очень жаль расставаться с ним и мне…
Всхлипнула. Сама не заметила, как неуправляемые слезы покатились по щекам. Я не хотела плакать. Не здесь, не сейчас. Что за ерунда? Но они текли. И сопли текли, приходилось их втягивать носом. В окружавшей меня тишине я выглядела очень глупо. Сейчас.
Прищурилась от света, ударившего в лицо. Лампа на тумбочке у ближайшей ко мне кровати загорелась.
— Дельфина? Ты что тут делаешь? — удивленный возглас Ойи, и вот меня прорвало окончательно.
Ни слова произнести не смогла. Опять импровизировать собиралась, но зря. Куда уж там импровизировать, когда в голове полная ахинея творится, а всхлипы не позволяют произнести хоть что-нибудь членораздельное?
— О-о-о Сезон… — выдохнул парень, видя мои потуги, встал с кровати и, сделав широкий шаг ко мне, прижал к груди.
Файер был в светло-серых широких штанах и черной майке. Теплый, близкий, родной. В таком же виде он чаще всего завтракает в особняке. Так необычно видеть его в домашнем облачении настолько далеко от дома. Еще более необычно, что я придала какое-то значение тому, как он выглядит без студенческой формы. Похоже, у меня окончательно поехала крыша…
— Если б я только знал, что ты сюда припрешься, даже виду не подал бы, что твои слова меня так… — сделал он небольшую паузу, чтобы самому подобрать нужное слово, — …затронули.
— Ойя, ты не видел мой?.. — дверная ручка провернулась.
Парень сработал в мгновение ока. Выпустил меня из рук, скользнул к двери и не дал ей распахнуться полностью.
— …бумажник? — ручка задребезжала. — Эй? Ты чего, дверь держишь?
Мои глаза забегали по комнате в надежде отыскать укрытие. Два шкафа, четыре кровати, две из которых нежилые. Заглянула под одну из кроватей. Коробки. Под другую — коробки. По третью… блин, у меня нет на это времени! Распахнула первый шкаф — забит, второй — аналогично.
Заметив мое замешательство, файер настойчиво закивал в сторону своей кровати. Намек понят, но ведь по моим очертаниям под одеялом понятно будет, что там человек лежит. Эх, ну была не была!
Нырнула под одеяло, и в ту же секунду погас свет. А затем под одеяло забрался и сам Ойя. Лег лицом к лицу на расстоянии буквально в пару сантиметров. Я задержала дыхание, закружилась голова. Нет, лучше просто дышать пореже буду. Так и сознание потерять недолго.
— Да что за?.. — Дверь наконец-то поддалась под чьим-то яростным рвением попасть в комнату номер сто восемьдесят четыре. — Эй, Ойя, у нас тут с дверью какая-то хрень. Слышишь?
— Нефиг так дергать, — ответил парень, и его горячее дыхание обожгло мне лицо.
Я помню, когда-то в детстве мы все прятались под одним одеялом и рассказывали друг другу страшные истории. Фонариком светили, издавали всякие пугающие звуки. Было весело. Особенно забавно было наблюдать за реакцией Миши, который верил каждому нашему слову, а потом всю ночь ворочался с боку на бок и вздрагивал от любого шороха.
Сейчас мы с Ойей лежали под одним одеялом, без фонарика. Просто молча смотрели друг на друга. Я чувствовала, что он смотрит. Чувствовала, как повышается температура его тела градус за градусом. Его левая нога лежала поверх моей, его рука обхватывала мою спину.
— Я включу свет на пару сек, лан? Посеял долбанный бумажник, прикинь?
— Минута. Засекаю, — друг практически коснулся моих губ своими. Сердце перевернулось в груди.
Хотела отшатнуться, но боялась привлечь внимание, если пошевелюсь. Приходилось терпеть эту близость. Макушку головы щекотало, но не я не могла почесаться. Щекотало и губы от дыхания Ойи.
Он улыбнулся. Мускулы его лица подрагивали, будто парень едва сдерживается. В самом деле, чего бы ему сейчас стоило поцеловать меня или еще что-нибудь похуже провернуть? Но мое доверие осталось не подорванным. Ойя не переходил к решительным действиям. Просто продолжал молча с улыбкой смотреть на меня.
