Пока мечтательно рассматривала все вокруг, начиная от циновок и картин на стенах и заканчивая потрясающем ковром ручной работы на полу, Медела заварила нам чаю.
Я с наслаждением втянула божественный аромат и выложила из кармана остатки сладких каштанов.
– О! Это тебя Ирвин угостил? Вот дракон противный! А говорил, что перестал их трескать. Располнеет, и наши чешуйчатые друзья его даже в воздух не поднимут!
Медела с наслаждением откусила кусочек лакомства.
– Ммм, вот драконья задница, что же так вкусно! Еще бы и айсфрута сюда…
Я прыснула. У нас с ней до удивительного совпадали мысли. Взяв чашку в руку, отхлебнула от нее. Это был мой любимый чай из сушеных торузов. Обычно они огромные, плотные, красные и ооочень сочные. Но при сушке теряют объем, становясь более насыщенными по вкусу.
Блаженство! Медела же не сводила с меня глаз.
– Эва, скажи мне, а зачем это тебе надо – замужество?
Едва не поперхнулась. Такого вопроса от нее не ожидала! Аккуратно начала.
– Как зачем? Вы же знаете, что каждый…
– Да, да, каждый житель Солитдара по достижении возраста двадцати пяти лет может создать пару, выйти замуж или жениться и жить долго и счастливо. Плодиться, размножаться и все такое. А тебе-то это зачем? До срока окончания обещания Тима еще год, если я не ошибаюсь?
Покраснела. Без понятия, как она это выведала. От этой девушки вообще невозможно было что-то скрыть. Найдет, узнает, обезвредит!
– Ну, я просто больше не вижу смысла откладывать. Какая разница – сейчас или через год? Мне с Тимом хорошо, он меня любит…
Она резко перебила меня:
– Вот именно! Он тебя любит, но ты его – нет! – И она погрозила мне пальцем: – И не вздумай это отрицать. Я все вижу и не понимаю, зачем ты торопишь события. Мало ли что может случиться…
Много ли… Ничего не случится. Вот уже пять лет ничего не случается, даже то, чего я очень бы хотела. Особенно это.
– Вери Медела, ну что может случиться за год? Небо обрушится на землю? Драконы воспарят к небесам? Привычный уклад жизни рухнет?
Задумчиво крутила к руках кружку. Медела покачала головой:
– Я не про это! А вдруг ты полюбишь, драконья твоя башка? Что тогда? Браки в нашем полисе нерасторжимы.
Ухмыльнувшись, посмотрела в окно. Взгляд сам собой уперся в прозрачный цилиндр, внутри которого мерцала спираль. Любовь.
– Мне нет до любви никакого дела. Все, чего хочу, это чтобы мои близкие были рядом и счастливы. Все мои близкие…
Я опустила глаза в пол, их снова начало предательски щипать. Но я справлюсь, рано или поздно заберу ее оттуда. Медела словно читала мои мысли:
– Эва, она уже два раза отказала тебе. Она не хочет жить с тобой. Ей пятнадцать. В этом возрасте она вполне отдает отчет своим действиям.
– Мне бы только с ней поговорить, всего лишь на минутку…
– ЭВА! Повторяю: ей пятнадцать, и она дважды отказала тебе даже без разъяснения причины. Уже пять лет прошло. Того ребенка, которому ты стремишься помочь, больше нет. Зачем тебе это?
Подняла на нее упрямый взгляд:
– Она спасла мою жизнь, и я обещала спасти ей ее.
Глава 10. Эва
Я не знаю, как попала в обсервацию. Первое мое воспоминание, точнее чувство, – это голод. Жуткий голод. Уже потом я узнала, что таким образом там воспитывают маленьких детей. Действенный метод, внедренный самой грандвидерой.
Действенный и жестокий. Зато ты быстро понимаешь, что к чему. Меня именно с тех времен все недолюбливали. Я была упряма и злопамятна. Уже года в три могла укусить или «случайно» пролить горячий чай на ноги.
Видеры довольно быстро стали меня сторониться. А другие дети попросту боялись подходить к странной девочке, которую недолюбливают воспитатели.
Не ко всем детям эти женщины были жестоки или грубы. Нет, у нас действительно были неплохие видеры, многие из которых искренне любили детей.
Но это не относилось ко мне. Со временем маленькую странную Эву, как я себя называла, даже стали бояться. И к своим шестнадцати годам оказалась социально отрешенной и отвергнутой нашим закрытым обществом. А другого у меня и не было.
Единственное, что помогало не сойти с ума и хоть как-то общаться с окружающими, – учеба. Образование нам обеспечивалось всем одинаковое и в целом качественное.
Я довольно быстро поняла, что учеба дается мне легко и позволяет найти выход неуемной энергии. Книги заменили мне друзей. Так я и жила на протяжении долгих лет.
А потом на одном из занятий грандвидера, внимательно слушая мой ответ по мироустройству, заметила:
– Вот не пойму я тебя, Эва. Тебе уже почти семнадцать, а ты все стараешься, учишь. Для чего? Все равно окажешься в районе сточных канав с твоим-то характером.
Она лениво перелистнула страницы журнала.
– Никому не интересны безродные, а безродные, не умеющие быть хорошими девочками, и подавно. Я тут трачу кучу времени и сил, чтобы сделать из вас достойных прислужниц, а ты портишь мне всю картину.
Женщина поднялась и встала сзади меня. Наклонилась и прямо в ухо прошептала:
– Ты никогда не станешь кем-то. Только первой в роду, прислугой. К чему такое упрямство, старание? Тебе здесь не рады и никогда не будут рады. Ты изгой даже в нашей обсервации.
Она легонько толкнула меня, а я от неожиданности споткнулась и уперлась руками в первый стол. За ним сидели такие же шестнадцатилетние подростки.
Их глаза безразлично смотрели в пол. И глаза тех, кто сидел сзади них тоже. И дальше, и выше… Они все смотрели в пол. Словно перед ними стояло никто. Без рода и племени. Но, по сути, так оно и было.
Я тогда гордо вздернула подбородок и уселась на свое место. Даже получила ожидаемую превосходную оценку. Но вечером… Вечером внезапно наступила расплата.
Сидела в своей кровати и смотрела в открытую книгу. А вокруг кипела жизнь. Мои соседки щебетали без умолку, что-то обсуждая, готовились к занятиям и секретничали.
А меня словно и не было. Пустое место, белое пятно. Внезапно пришла мысль, что если сейчас все так, то в том, другом, мире, за стенами обсерватории, будет много хуже.
Там никто не станет кормить меня, стирать мою одежду и учить. Там меня вышвырнут на самую низкую работу. Потому что безродная. Первая в поколении.
Впервые за много лет тогда на глазах показались слезы. Я выбросила книгу и под задумчивые и удивленные взгляды убежала. Мне не хотелось жить, не хотелось существовать.
Потому что зачем? Смысл?
Вспоминая о тех чувствах и эмоциях сейчас, испытывала злость. Бешенство, направленое на людей, которые годами промывают тебе мозг, пользуясь безнаказанностью, уповая на то, что ты не увидишь ничего за стенами обсервации до своего двадцатидвухлетия.
