Как я смогла через это пройти? Все ужасные подробности нашего побега, моего крестового похода, проходили перед глазами, и я ничего не могла с этим поделать. Дети были такими маленькими, уязвимыми. Как еще я могла защитить их от страданий?
Никогда раньше их мучения я не ощущала так остро. И хотя я прекрасно понимала, что другого выхода все равно нет, чувство вины за то, что я ввергла их в эти испытания, терзало меня, словно я сделала это по какой-то прихоти.
Изо всех сил я старалась вести себя, как нормальные люди, спокойно ходившие по зданию аэровокзала. Напрасные усилия! Мне даже не удалось сконцентрироваться, чтобы дойти до посадочной зоны. Я присела, чтобы перевести дух.
Я достала из сумочки маленькое зеркальце, в котором увидела свое испуганное лицо, болезненно бледное. Вспомнив, что мне когда-то запрещали прикасаться к косметике, я провела помадой по губам и нанесла тени на веки. Этого было достаточно, чтобы поднять себе настроение. «Господь отправит тебя прямо в ад, если ты будешь пользоваться косметикой, – повторяли мне. – Это привлекает взгляды мужчин, а от них ты должна держаться как можно дальше». Простой мазок помады по губам для меня приравнивался к подвигу.
Я не знаю, накажет ли меня за это когда-то Господь и, говоря по правде, это меня не волнует. Что важно, так это получать удовлетворение от своих действий, не боясь порицания людей.
Я все еще бродила в сумерках прошлого, мысленно обращаясь к женщинам, находящимся под абсолютным гнетом мужчин. Я знала, как тяжек груз этих страдалиц, а их мечты о свободе чаще всего несбыточны.
Логика интегристов
Переезд в Квебек в 2001 году положил конец моим физическим и моральным страданиям» но не избавил меня от горьких воспоминаний. Наверное, если говорить по-научному, у меня был синдром посттравматического шока, как у некоторых вернувшихся из Афганистана военных. И мои стоны сливались со стонами тех женщин, которых все еще притесняли. Я чувствовала себя в долгу перед ними, испытывала настоятельную потребность если не изменить положение вещей, то, по крайней мере, попытаться улучшить жизнь некоторым из них. Спасти хотя бы одну – и мир вокруг меня станет чуточку краше.
Даже в суете парижского аэропорта я не переставала слышать их громкий или приглушенный плач, в частности, плач моей бывшей соседки. Молодая и красивая парикмахерша очень гордилась тем, что сама зарабатывает на жизнь – у нее был собственный, очень хороший парикмахерский салон в нескольких километрах от столицы Алжира. Ее звали Амира. Этот салон был для нее символом свободы. Она обучилась профессии парикмахера и долго и терпеливо собирала деньги, чтобы воплотить свою мечту в жизнь.
Однажды утром ее с перерезанным горлом нашли в салоне. Единственной виной этой женщины было то, что она пошла наперекор родным и двоюродным братьям – все они были интегристами. Глава семейного клана постановил, что убийство должен совершить собственноручно родной брат Амиры, восстановив таким образом попранную честь семьи. Брат, правда, отказался, и тогда эта кровавая миссия была поручена ее молодому кузену, которому едва исполнилось восемнадцать лет. Чтобы наилучшим образом отомстить за поруганную честь, необходимо было, чтобы убийца состоял в кровном родстве с жертвой.
Амира – это имя означает «принцесса» – была блондинкой и носила облегающую одежду, которая подчеркивала ее пышные формы. Ей было тридцать два года, она четыре года была замужем, имела дочь двух с половиной лет. Ее муж преподавал в пригородном колледже. Именно с его помощью супруга открыла свое собственное дело, и с тех пор все ее родственники перестали с ней общаться, публично обвинив ее в предательстве. Она стала позором для своей семьи.
Работать в парикмахерской, тем более на окраине, означало в то время бросить вызов террористам и выказать им свое презрение. Для женщины это было очень опасно. Такой поступок свидетельствовал о ее несгибаемой силе воли и самостоятельности. То, что она теперь заботилась о красоте женщин, также противоречило мировоззрению интегристов и заслуживало высшей меры наказания – смертной казни.
Террористы несколько раз присылали ей угрозы, но Амира оставалась глуха ко всем предупреждениям и продолжала заниматься любимым делом. Немногие мужчины могли проявить такую стойкость, что уж говорить о женщинах.
Понемногу Амира стала терять клиентуру. Женщины находили ее слишком дерзкой, к тому же они испытывали страх и за себя, и за эту упрямую, не желавшую мириться с чьим-то диктатом женщину. Однако Амира продолжала работать, пренебрегая опасностью, которая ходила за ней по пятам.
Через некоторое время угрозы прекратились, и Амира успокоилась. Она верила, что выдержка позволила ей одержать победу, но она ошиблась. Таков был метод террористов – нападать в тот момент, когда жертва меньше всего этого ожидает. Именно так все и произошло.
«Мы убиваем шлюх» – таков один из девизов интегристов. Шлюхи же – все те, кто не хочет слепо следовать догмам этих буйнопомешанных.
После убийства Амиры ее сестра Ямина рассказала мне, что старший брат несколько раз приходил к Амире домой и в присутствии мужа бил ее, чтобы устыдить и заставить отказаться от своей мечты. Но она была стойкой, как скала.
– Амира была борцом, она знала, чего хочет, как и ты, – сказала тогда Ямина. – Но что изменила ее смерть, Самия? Ничего. Ее муж в отчаянии, ее дочь осталась сиротой, а парикмахерский салон уничтожен. А мне теперь так не хватает сестры!
Ямина вытерла слезы и продолжила:
– В тот вечер, когда она не вернулась домой, муж встревожился и отправился на ее поиски. Он увидел то, чего лучше бы никому никогда не видеть.
– Мне страшно даже слушать тебя.
– Сначала недалеко от ее места работы он увидел ее сгоревшую машину. Труп Амиры лежал в салоне, в луже крови. Ей связали ноги и руки, а рот зашили стальной проволокой, когда она еще была жива. Жива, Самия! Ты можешь представить, как она мучилась? Им было недостаточно просто убить ее.
Это была демонстрация выбранного террористами наказания для женщин, которые осмеливались возражать им: они зашивали им рот.
* * *
Вся в холодном поту, я встала со скамейки в зале ожидания аэровокзала, стараясь отогнать неприятные мысли. Сначала я долго боролась, чтобы справиться с тягостными воспоминаниями, а теперь приходилось сражаться с теми, что достойны фильма ужасов. До каких пор это будет продолжаться? Неужели нигде нет от них спасения?
Конечно, эта волна прошлых событий не накатилась на меня сама по себе. Мне не один раз угрожали зашить рот стальной проволокой, а потом зарезать.