И даже приоткрываю рот, поражаясь.
Влад Северов вблизи оказывается еще красивее, чем в темноте и на глянцевых обложках.
Идеальное мужественное лицо. Высокие скулы, твердый уверенный подбородок. Длинные ресницы и в меру тонкие плотно сжатые губы цвета спелой вишни. Длинные черные, угольные ресницы, отбрасывающие тень на лицо…
Он гораздо больше даже того ужасного монстра, маньяка Кобры.
Это не так заметно за счет огромного роста, в нем наверняка больше двух метров.
Безумно широкие плечи.
Рядом с ним я действительно будто песчинка. И под его стильным дорогим пальто уж точно скрывается груда мышц ничем не менее устрашающая, чем у того, другого.
Он хищник. Опасный своей обманчивой плавностью движений. Пластичной грацией, которая на самом деле не скрывает его натуру, наоборот, делает его еще более устрашающим.
Хищник, способный всех обмануть, слишком умный, чтобы демонстрировать свою сущность, натянувший для всех окружающих совсем другую личину. И только блеск в темных глазах – жестокий, ледяной, убивающий, выдает его сейчас. Но я уверена – этот блеск видят не многие. Это передо мной ему уже смысла нет скрываться.
Глава 8
Длинные ухоженные пальцы, крепость которых я уже испробовала на себе и не обманусь их видимым изяществом, расстегивают пуговицы пальто. Одежда летит туда же, к моему пуховику.
Влад Северов остается в идеально сидящем на нем синем костюме.
Ничто не способно выдать в нем убийцу, того, кто так легко разделался с шестью бандюганами. Пусть даже не один, с помощником. Я сама себе сейчас готова не поверить. Но, увы…
– Пей.
Прямо перед моими губами оказывается бокал с шампанским.
Зависла, оторопела, даже не заметила, когда он успел его наполнить.
В его руке уже стакан с медового цвета жидкостью. Судя по запаху – виски, которое он опрокидывается в себя залпом, тут же наполняя стакан снова, до краев.
Шумно сглатываю, как загипнотизированная, наблюдая за этим зверем в невинном обличье.
- Я – пытаюсь вернуться к разговору. Наверняка же он в этой обстановке уже выветрил свой убийственный азарт!
– Тсссс… - обмакивает палец в шампанское, прижимая к моим губам. – Тихо… Молчишь, что бы не случилось, помнишь?
Только киваю, чувствуя, как по губам вовнутрь струятся капельки напитка. Запах его кожи уже пропитал мои губы так сильно, что и мылом, наверное, теперь не отмыть, ничем не вытравить.
Решаю не злить его, принимаю из руки поданный бокал, выпиваю почти залпом. За эту ночь я выпила столько, что давно могла бы свалиться с ног, и даже, наверное, в этой жути была бы рада такому исходу. Но голова слишком ясная, а зубы колотятся о хрусталь, пока глотаю шипучий напиток. Если выживу, никогда в жизни больше не притронусь к шампанскому!
По уголку губ, опускаясь к шее, струится дорожка жидкости. Даже утереть не могу, держу бокал обеими руками. Боюсь, что уроню иначе.
Но мой похититель все замечает, ловит ползущие по щеке капли, собирает их пальцами, поднимаясь вверх, проводя по губам, как будто втирая в них пролитый напиток.
Не отрывая при этом взгляда от моих глаз. Прожигающего насквозь взгляда, в котором невозможно причитать ни одной его мыли, ни одной эмоции. И моего будущего, увы, тоже.
Его лицо наклоняется прямо над моим.
Он шумно втягивает воздух, будто глотает исходящий от меня запах.
Даже глаза прикрывает, а крылья носа начинают раздуваться.
Хватает мои волосы, сжимая их в кулаке – не больно, но меня будто ударили.
Отворачиваюсь, стараясь хоть как-то переключиться, а еще – выразить протест против его действий.
Глаза наконец привыкли к свету.
Осматриваю комнату, уже окончательно убеждаясь в том, что это рабочий кабинет.
Но… Обстановка здесь далеко не рабочая!
На огромном столе папки сдвинуты в сторону. Тарелки с едой, пустые бутылки – шампанского и виски. Кожаный диван у окна разложен. Ощущение, что здесь творилась самая настоящая оргия!
Холодею от мысли, которая складывает характер человека, с которым оказалась здесь, в цельную картинку.
Он что же –сидел здесь с кем-то, по-видимому, с женщиной. Ел, пил, провожал старый год. Даже, похоже, сексом занимался. Под диваном валяются презервативы. А потом – что?
Понесся с другом убивать чудовище и снова, как ни в чем ни бывало, вернулся праздновать? Вот так вот просто?
Его рука ложится на мой затылок.
Без боли, но довольно властно разворачивает мое лицо к своему.
Он наклоняется так близко, что, кажется, собирается поцеловать.
Но в последний момент, будто передумав, откидывает мою голову назад, рассматривая шею. Царапину, которая осталась от ножа маньяка. И о которой я уже почти забыла. Только под его пронизывающим насквозь взглядом она снова начинает гореть.
Из его горла вырывается короткое рычание. Негромкое, но оно отдается в груди, в животе. Каждый его звук вот так, как громкий ритм в ночных клубах. Ощущение, что прошивает тебя насквозь. Во внутренние органы впивается, пульсирует внутри.
– Чего ты так дрожишь?
Теперь его голос звучит удивительно мягко. Нет, в нем все те же нотки стали, все та же подавляющая сила. Только теперь прибавляется что-то глубокое, бархатное, низкое. Так урчат большие кошки. Но все равно голос вызывает дрожь.
– Думаешь, провести ночь с Коброй для тебя было бы лучше, м? – его пальцы пробегаются вниз по шее от подбородка, и от этого меня снова бросает в жар.
Стресс. Совершенно ненормальная реакция на голос и на прикосновения. Ноги подкашиваются.
– Думаешь, ты осталась бы жива после ночи с ним? Даже если так, то то, что от тебя бы осталось, он отдал бы своим уродам. Добивать. Дотрахивать.
Прикрываю глаза, шумно вдыхая воздух. Скорее всего, он говорит правду. Перед глазами снова появляется то дикое лицо, ненормальный взгляд, безумие в глазах, когда он кровь мою облизывал.
– Или тебе нравятся такие игры? – его рука снова слегка сжимает мое горло.
Дергаю головой, пытаясь сбросить с себя наваждение. Эту паутину, которая оплетает от одного его присутствия, заставляя чувствовать себя амебой и только молчать, покоряясь его невероятной ауре.
Он слишком близко. Настолько, что я снова ощущаю все его мышцы, сталью наливающиеся под моим телом. Чувствую твердый бугор на уровне своего живота. И хрипотца в его голосе, и сжатая челюсть, полыхание в глазах – все говорит о том, что он возбужден донельзя, хоть и выглядит спокойным.
