– Я лишь сказала тебе, что Руфус еще не говорил со мной на этот счет; так как я могу играть в какие-то там… игры? – раздраженно проговорила она.
Энтони оценивающе изучал ее.
– Ты сердита на меня из-за свадьбы?
Сердита? Из-за чего ей сердиться? Она была смущена, но с этим, как ей кажется, покончено – во всяком случае, что касается этого мужчины. Вот Руфус – это совершенно другое дело!..
– Вовсе нет, – спокойно ответила она. – Ну, извини, мне пора… – Она сделала шаг, чтобы взять поднос, но Энтони тут же схватил ее за руки. – Энтони, ты причиняешь мне боль.
– Ты…
– Энни, дорогая. – Селия, которая, казалось, появилась ниоткуда, изящной поступью направлялась к ним. – Я хотела переговорить, буквально несколько слов, насчет поездки, в которую ты отправляешься с Руфусом.
Энни до этого отчаянно пыталась освободиться от хватки Энтони, но при одном упоминании имени Руфуса она внезапно почувствовала себя совершенно свободной. Она повернулась лицом к Селии, упорно стараясь избежать обвиняющего взгляда Энтони.
– На самом деле мне пока ничего про эту поездку не известно, – ответила она. – Возможно, Руфус хочет взять с собой одну Джессику.
– Конечно, нет, – Селия легко отмела эту возможность. – Я разговаривала с ним несколько минут назад, и он заявил, что ты и Джессика поедете вместе с ним.
Как хотелось Энни, чтобы он перестал болтать со всеми о поездке и сказал ей, в чем тут дело! Казалось, все в доме знали, чем она займется в ближайшие несколько дней, лишь она не имела ни малейшего представления!
Зачем они едут в Лондон и сколько продлятся эти «несколько дней»?.. Ведь не может же она провести с ним наедине несколько дней… и ночей!.. Джессика не в счет…
– Ты прекрасно развеешься, дорогая, – подбодрила ее Селия, заметив на лице Энни недовольное выражение. – Пока будешь в городе, сможешь повидаться с кем-нибудь из друзей. – Она весело улыбнулась.
Энни скорее почувствовала, нежели увидела, раскаленный взор, брошенный Энтони в ее сторону. Очевидно, мысль, что она встретится с друзьями… в воображении Энтони, вероятно, с друзьями мужского пола… не доставила ему удовольствия. Ну что ж, в Лондоне у нее предостаточно друзей, и некоторые из них – мужчины, однако они вовсе не те друзья-мужчины. А даже если и так, Энтони-то какое дело? Он помолвлен с другой.
Вот так так!.. У нее переменилось отношение к нему: совсем не то, что было пять дней назад, когда он впервые поцеловал ее!
Теперь Энни не сомневалась: свадьба состоится на Рождество. Какую роль Энтони думает отвести ей во всем этом? Не слишком трудно догадаться… и ответ, который она даст ему, будет отрицательным.
Сначала она размечталась, полагая, что у нее с таким мужчиной, как Энтони Даймонд, все будет по-другому. Но, слава Богу, она пришла в себя. И если Руфус Даймонд уверен, что с ним она поведет себя иначе, его ожидает разочарование: молода и впечатлительна – быть может; глупа – увольте!
– Да, будет чудесно, – беспечно ответила она Селии, не обращая внимания на хмурое выражение на лице Энтони. – Полагаю, рано или поздно Руфус скажет мне о поездке. Теперь же вы должны извинить меня: мне и впрямь надо вернуть этот поднос на кухню. – Она взяла поднос и повернулась в сторону кухни.
– Энни…
– Энтони, мне хотелось бы поговорить с тобой насчет дня рождения Давины на следующей неделе, – спокойно перебила его мать. – И я убеждена: у Энни полно дел, не терпящих отлагательства, – веско добавила она.
И, очевидно, разговор с ее сыном не входит в их число!
Энни в последние несколько дней нисколько не сомневалась, что Селия прекрасно осведомлена об их отношениях с Энтони. Теперь ее подозрения лишь усилились: Селии известно все. И Руфус оказался прав: Селия хотела, чтобы Энтони без всяких помех женился на Давине.
Ну и везет же ей сегодня: не успела Энни направиться на кухню, как в переднюю спустилась Давина. И впрямь не с той ноги встала, видно!
– А-а, Энни, – протянула Давина, признав ее. – Я давно хотела поговорить с тобой.
Еще одна!
Энни покорно вздохнула.
– Если насчет поездки в Лондон с Руфусом, то Селия и Энтони уже сказали мне о ней.
На лице Давины появилось слегка удивленное выражение, она покачала головой.
– Уверяю тебя, разговор пойдет не о поездке в Лондон и не о Руфусе, – бесстрастно ответила она. – Мне это неинтересно.
До сих пор Энни считала эту девушку красивой, но немного пресной, однако в этот момент она ощутила в характере Давины сталь, о наличии которой и не подозревала. И если невеста Энтони не желает говорить о предполагаемой поездке в Лондон с Руфусом, то о чем же она хочет говорить? Энни напряглась и приготовилась к защите.
Давина по-прежнему смотрела на нее своими холодными голубыми глазами.
– Речь пойдет об Энтони…
– Вот вы где, Энни, – спокойно прервал их Руфус и подошел к ним. – Я везде ищу вас.
Все домочадцы, казалось, искали и нашли ее, так что ж ему отставать?
– Привет, Давина, – тепло приветствовал он избранницу брата. – Я и не заметил тебя.
Принимая во внимание то, что Давина была гораздо выше Энни, а ее золотистые волосы ярко блестели в лучах осеннего солнца, трудно было предположить, что он ее не увидел.
Энни после вчерашних поцелуев боялась этой первой встречи, однако теперь, имея за плечами разговор с Селией и Энтони, была зла на него. Ее нисколько не примирило и то обстоятельство, что он, возможно, спас ее от весьма неприятного разговора с Давиной, поскольку была убеждена, что та собиралась вести речь о чересчур тесной дружбе между Энтони и ней. Пожалуй, после всех событий даже к лучшему, что она едет в Лондон с Руфусом и Джессикой!..
– Ну что ж, вы нашли меня, – не очень любезно ответила Энни Руфусу.
Она осознавала, что в ее голосе звучит раздражение, которое в настоящую минуту переполняло ее, но поделать с собой ничего не могла. Ей казалось, что ее чувства истерзаны этой расчудесной семейкой.
Руфус удивленно приподнял левую бровь.
– Да, нашел, – задумчиво пробормотал он.
Энни покраснела.
– Я направлялась на кухню поставить под нос, – решительно сообщила она. – Но, как только избавлюсь от него, я бы охотно с вами поговорила.
Руфус согласно кивнул головой.
– Я буду в библиотеке, – нежно сказал он ей.
В библиотеке! При звуке его голоса сердце в груди Энни упало, руки слегка затряслись, загремела и посуда на подносе. Комната, где они столь страстно целовали друг друга, была последним местом, где бы ей хотелось говорить с ним.
По этой, вероятно, причине он и выбрал ее, с тоской признала Энни, когда, дойдя наконец до кухни, отдала поднос поварихе.
