Но ждать пришлось недолго — вскоре послышалась возня за дверью, задвижка снаружи брякнула и створка открылась. Агна уж испариной успела покрыться, схватившись за рукоятку ножа, но волноваться не стоило — внутрь вошла молодая чернавка, а за ней — Грошко с ворохом меховых покрывал. Вместе вошли они в клеть: чернавка к столу — водрузив все, что было у нее в руках на него, бросила на Агну взгляд, будто обиженный и скрылась. Грошко топтаться не стал — оставив теплые вещи, наружу выскользнул. А скоро вернулись обратно с бадейкой воды и ковшами. И что же выходит? Надолго ее тут запер княжич?
Агна прошла к бадье, зачерпнула — пить хотелось страшно. Прохладная свежая вода принесла облегчение. И на дверь покосилась — бежать бы прочь, да ее поймают тут же, едва она порог переступит — только еще больше раззадорит. Чернавка молча следила за ней, ничего не спрашивала, не тревожила, постель на ночь застилала мягко, принялась снедь на столе раскладывать. Съестной дух тут же разнесся пирогами печеными, брусникой сладкой, и в животе скрутило от пустоты — весь день ни кусочка в рот не положила.
Серые с темной каймой глаза чернавки изучали все ее, видно, она была самая жалостливая из тех, что жили здесь.
— Спасибо, — поблагодарила Агна за помощь, вернула ей ковш, когда она лучины маслянистые подожгла. — Как зовут тебя?
— Мелицей кличат, — свободно отозвалась та, наливая в плошку молока вечернего парного. — Знаю, что привезли тебя княжичи наши с земель дальних. Правда, что жрица ты? — вдруг спросила, оставив крынку и к столу призывая.
— Еще не жрица, но в волховстве ведаю, — ответила Агна, нехорошо, что про это будут знать все кто не попадя, но сблизиться сейчас с кем-то нужно было и даже необходимо.
Глаза чернавки загорелись разом, и лицо ее все оживилось.
— И судьбы видишь? — осторожно спросила, да любопытства не смогла сдержать, рушник, лежащий на плече, комкая.
— Если матушка-пряха позволит, можно и посмотреть, — села Агна на скамью, и не успела чернавка засыпать ее вопросами, Агна опередила ее: — Для этого особый день нужен, — предупредила она, давая той понять, что согласна подсобить, но не ныне — сегодня уж насмотрелась вдоволь…
— Поняла, все поняла, — залепетала Мелица, оживившись сильнее.
— А где же сами княжичи? — спросила Агна, отпивая молоко, сладкое, как яблоки палые.
— Здесь они, в стенах.
— Кто же указ дал еды мне принести?
— Княжич Ворутович.
Ясно. И как бы с души плохо не сотворилось, а есть все же хотелось, и силы ей еще нужны будут, а отказываться от угощений прока не будет все одно, только себе вред.
— Давно ты тут в хозяйстве помогаешь? — продолжила любопытствовать Агна, откусывая тесто горячее и обжигаясь.
— Третья зима подходит.
Агна перестала жевать, нахмурилась — не так и много, но все равно, наверное, знает что-то о Когане, наслышана, поди. Только вот спросить как, чтобы не спугнуть. Агна все искала слова, шаря глазами по простому лицу чернавки, как за дверью вдруг грохот раздался — кто-то по лестнице подниматься стал. Мелица к двери повернулась.
A в следующий миг зашел и младший княжич, низко голову приклонив под притолокой, одним едким взглядом смахнул чернавку к двери, что, позабыв обо всем, испарилась, как и не было ее.
— Ты сиди, кушай, наверное, за весь день проголодалась, — осадил он Агну, едва только так поднялась с лавки, держа его взглядом на месте, да тот у себя дома был, а потому свободно прошел вглубь.
И что же за день сегодня такой! Агна незаметно рукой в складки платья скользнула, нащупывая рукоять холодную, ладонь так и прилипла к ней, и пальцы задеревенели в ожидании.
— Тебе что нужно?
— Ничего, пришел узнать да посмотреть, как ты тут. — Верно, издевался открыто, внутри вновь принялось клокотать все. — А ведь я тебя предупреждал, что не стоит идти тебе против Анарада.
— Ты, если по делу, княжич, то говори, что тебе, а если нет — уходи.
Взор Вротислава застыл на миг, он усмехнулся краешком губ, встряхнув волосами русыми.
— И по делу, и нет. Понравилась ты мне.
Агна сглотнула, не зная, что и ответить. Вротислав спокойным выглядел, и язвить в ответ не собирался, как утром было, словно снял с себя чужую личину, превратившись в юношу простого с мягкими чертами и глазами дымно-голубыми.
— Я не стану выдавать служителя Велесу. Если он не желает вас знать, значит, на то были веские причины — забыть о Роудуке.
Вротислав вздохнул как-то устало.
— Значит, все же признаешь, что жрец сбежал.
— Нет, не признаю, — твердо ответила.
— Не простая ты девица, Агна, — сощурил он глаза в точности, как Анарад делал, когда заподозривал что-то, и то был недобрый знак. — Разговариваешь, будто на равных… Откуда ты пришла такая? Ведь не из Ледниц родом.
Агна опешила, растерявшись, ладонь, сжимающая рукоять вспотела, потрескивали лучины, что заливали хоромину светом — на улице уже потемнело. Признаться кто она? Но что-то не правильное в том было: он пришел один разговаривать, в простой рубахе, разве что вышивкой густо украшен ворот и рукава, подвязанный поясом, штаны суконные теплые в сапогах низкой щиколоткой из мягкой кожи. Если и нужно было говорить, кто она, то им обоим.
— Поздно уже. Я устала, — начала поднимать Агна, как княжич сделал в ее сторону шаг, потом еще, и не успела она глазом моргнуть возле нее оказался. Агна мгновенно выпростала руку вперед, холодно сверкнуло острее отцова подарка, упираясь прямо под подбородок княжичу.
— Речи ведешь ты толковые… — проговорила она, держа княжича на расстоянии.
Вротислав вниз глянул на гладкий клинок, не шевелясь.
— …Только с поступками они разнятся, сильно.
Вротислав вернул на нее взгляд, губы его в ухмылке поползли.
— А чем тебе поступки мои не нравятся? Приласкать хочу всего лишь, согреть — разве есть в том что-то плохое? Сколько твоему Воймирко? Уж, верно, седина в броду, а ты — девка молодая, и страсти хоть ковшом черпай.
— Что ты говоришь?
— Не прикидывайся, что не брал он тебя.
Во рту даже горько стало, и затошнило разом от слов его мерзких. Княжич пошевелился было, и Агна лезвие плотнее уперла.
— Уходи.
Вротислав фыркнул, отступил, оставляя попытки приблизиться.
— Доброй ночи тебе, — ответил он и, развернувшись к двери пошел, не забыв створку затворить и засов замкнуть.
Агна так и осталась стоять, сжимая нож в дрожащих пальцах, а в глазах всполохи густо алые, и щеки запекло — обжечься как от углей можно.
Глава 5
Утро было еще прохладнее, чем вчера, ворочались хмуро на небе все те же серые облака, дрожали от ветра почти голые ветви деревьев. Детинец внизу погружался в дымное марево — время костров. Анарад скользнул рукой к шее, сомкнул пальцы на витой гривне — прохладное железо обожгло. Наверное, он вчера сильно напугал лесную жрицу, но по-другому не мог поступить. Вчера такой гнев в нем клубился, что почти не отдавал отчета в том, что делал. И этот поцелуй… Тогда его что-то толкнуло изнутри — Анарад сам не понял, в какой миг утонул в этих синих глубинах, столько борьбы в них, неспокойствия, и этот ее запах тягучий и дурманный, как липа цветущая, и подрагивающие от возбуждения губы сочные будто вишни спелые, мягкие и такие сладкие, невыносимо упоительные, и сбившееся дыхание… Нет, он этого всего не ожидал. Растерянность оглушила его, а потом и парализовало от того, как сильно и остро в нем всплеснуло желание.
