— Егор! С тещей еще можно сдышаться! А вот с опером попробуй! — хохотнул кто-то из мужиков.
— Для меня что теща, что опер — одной суки выблевки! Я их всех одним ногтем давил бы, — отозвался бугор рыком.
Но Колька понял, опера еще не скоро отстанут от него.
«Как тебе наш сын? Я высылала тебе фотографию Павлика. А ты в ответе ни словом не обмолвился о нем! Неужели не скучаешь?» — спросила в письме Арпик. Николая затрясло. Фото сына он не получал. Он просил его… В каждом письме. И ждал…
— Не требуй у оперов. Это бесполезняк! — убеждал Егор Николая. И добавлял: — Тебе до воли немного осталось. Потерпи. Увидишь живого! Вон я, тоже жду! Думаешь, меньше тебя семью люблю. И жену, и детей хочу увидеть. Потому не возникаю, не лезу на рожон.
Колька тоже молчал. Считал месяцы, оставшиеся до воли. Их получалось восемь. Но каждый день в зоне, считавшийся за год — на воле, был полит новыми унижениями и издевательствами.
Ему, как никому другому, приходилось чистить туалеты администрации. И не просто чистить, а мыть их. А в отдельные наряды заставляли чистить, мести дорожки перед административным корпусом. Сверху из окон на него летели окурки, выплескивались остатки чая, кофе. Случалось, вели охранники собак с дежурства. Они, завидев Николая, рвались с повода оголтело, готовы были разнести в куски. Однажды молодой охранник не удержал овчарку. Она сорвалась и бросилась на Николая зверем. Порвала плечо, руку, искусала ноги. Ее еле оттащили от человека. И вскоре Николай оказался в больничке.
Узнав, что случилось с ним, зэки барака подняли бузу. Мужики, вернувшись с работы, бросились на охрану. В здании администрации опера успели закрыться на ключи. Но. Зэки били окна, срывали двери с петель, грозя разнести вдребезги и в щелки нее живое. К ним присоединились вернувшиеся из тайги фартовые.
Суматошные выстрелы с вышек никого не пугали. Зэки, словно сами с цепей сорвались, решили свести счеты с администрацией немедля. У всех чесались кулаки.
Николай ничего не знал. Его в это время смазывали йодом, какими-то мазями, накладывали швы, делали уколы.
Шум из зоны не доносился в больничку. А тихий, пожилой доктор одинаково добросовестно лечил всех своих пациентов.
Никто из администрации не видел, как дежурная машина, доставившая с деляны фартовых, внезапно подошла к воротам. Нетерпеливо засигналила. И, едва они открылись, машина, не став на проверку, вылетела на скорости за ворота.
Семнадцать заключенных выскочили на волю, оказавшись свободными в одночасье. Их так и не сумели поймать. Не смогли найти машину. Она скрылась в таежной глухомани вместе с людьми, бежавшими из неволи.
Они словно растаяли в лесной чаще, куда не решились сунуться ни охрана, ни овчарки.
Николай узнал о побеге на следующий день от врача. Тот, справившись о самочувствии, сказал, загадочно улыбаясь:
— Дорого обошлась эта травма нашей администрации. И, главное, батенька, на те места, какие им травмируют, швов не наложить. Все окна административного корпуса разбиты вдребезги, огражденья во многих местах повреждены, часовые вышки — тоже… На работу никто не вышел. Семнадцать человек на дежурной машине сбежали па волю. А все бабкари и пятеро оперативников закрыты в штрафном изоляторе. Телефонная связь повреждена. Овчарник сгорел дотла! Заключенные бунтуют! Требуют суда над администрацией. И решили добиваться своего! Если приедет комиссия, кое-кому придется жарко.
Комиссия приехала на третий день. А следом за нею, на двух машинах, новые охранники…
Они быстро разогнали заключенных по баракам. Не уговаривали. Убеждали шоковыми дубинками. Быстро выпустили из шизо бабкарей и оперов.
Их, проведенных по двору под охраной, в последний раз увидели заключенные.
Колька лежал, отвернувшись к стене, накрепко сцепив зубы от боли, разламывающей плечо, когда кто-то подошел и сказал:
— Калягин, вы спите?
— Какой черт! Плечо отваливается! — подумав, что его навестили зэки, пожаловался человек.
— Повернуться сможете?
Николай увидел пожилого офицера в форме внутренних войск.
— Расскажите, что произошло с вами?
Николай недоверчиво оглядел капитана. Сцепил зубы.
— Не нервничайте. Нам нужно разобраться в случившемся. Вспомните все! — сел у постели.
Николай рассказывал через стон. Человек записывал. Иногда что-то уточнял. С час проговорив с Николаем, осмотрел следы от покусов, рваное, гноящееся плечо. И сказал, словно процедил сквозь зубы:
— Сволочи, такого мужика чуть не сгубили!
А еще через три дня врач больнички оповестил:
— Начальника уволили. Назначили нового. Завтра приезжает принимать зону. Говорят, тертый мужик. Колыму прошел. Конечно, не заключенным. Но в его зонах всегда был порядок…
Через десять дней Николай почувствовал облегченье. Плечо перестало гноиться и ныть. Ноги стали заживать. И доктор уже не навещал Николая по ночам. Не будил уколами.
В конце второй недели ему сняли швы.
— Новый начальник тюрьмы вас хочет увидеть, — сообщил Николаю врач, едва тот переоделся.
Калягин от неожиданности на стул плюхнулся:
— Ему что нужно от меня?
— Не знаю, батенька. Мне сказано, я передал. Вас ждут, — указал на охрану.
«Пропал! Теперь всех собак на меня повесят. Во всех бедах обвинят. А ведь до воли всего-то полгода осталось!» — сдавило сердце.
— Проходите, Калягин! А вы — свободны! — сказал охраннику новый начальник зоны. И, оглядев Николая, спросил: — Как себя чувствуете?
— Теперь нормально, — ответил коротко.
— Завтра мы отправляем вас на условное, досрочное освобождение. Будете жить с семьей в Красноярске, работать на стройке. Но, конечно, не на прежней должности. До полной свободы придется немного подождать. Но это уже не зона. Каждый свой шаг придется хорошо обдумывать. Спотыкаться нельзя. Чтоб не было плохих последствий. И работать на полной отдаче. Ибо только это поможет вам. Случившееся постарайтесь забыть поскорее. Это в ваших интересах. Оно и на воле не все гладко складывается. Иначе не было бы зон на земле. Еще, и это — последнее. Удачи вам во всем. Пусть наша с вами встреча станет первой и последней…
Николай покинул зону ранним утром следующего дня.
…Красноярск, как и прежде, жил своею обычной жизнью. Никто не обратил внимания на человека, идущего к дому. Здесь он не был два с половиной года…
Дрожал каждый мускул, ноги подкашивались. Как встретят? Ждут ли его? Ведь о его возвращении никто не знал.
«Свалюсь как снег на голову! Вот Арпик удивится! Хотя она на работе, наверное. Зато Павлик и теща дома. А Арпик, нет, не буду звонить. Дождусь вечера. Пусть будет сюрпризом мое возвращенье», — решил Николай и нажал кнопку звонка.
