– Ты арестован! На пол! Оружие, наркотики есть?
Я был раздавлен физически и морально. Можно сказать – скончался. Живой труп.
– No, – промычал я и попросил разрешения одеться. Мне позволили. В штанах и майке я почувствовал себя немножечко увереннее. Совсем чуть-чуть.
– Сегодня самый главный день в твоей жизни! – заверил меня лысоватый начальник.
Я промолчал.
– You have the right to remain silent[549]. Но лучше, если ты сейчас же во всем признаешься. Ты знаешь, за что тебя арестовали?
– Нет, – ответил я. – Мне нужно позвонить моему адвокату.
Фэбээровец что-то буркнул себе под нос, явно не ожидая от меня неповиновения. Часто после первого признания или заявления подозреваемого вся последующая борьба не имела смысла.
Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Особенно – под видеокамерой и при свидетелях-ментах.
Мне дали телефон. Не вставая с охраняемого дивана, я набрал номер своего друга-адвоката. «Соломон, меня арестовали. В доме полиция. Выручай, надо что-то делать! С тобой сейчас поговорит их главный».
Трубку взял начальник и принялся что-то объяснять Соломону. Через пару минут я вновь оказался у телефона.
– Лева, не волнуйся. Я все понял. Тебя сейчас повезут в офис ФБР. Ничего не говори. Молчи. Я пока что свяжусь с защитником по уголовным делам. Он тебя там разыщет. А что с Викой? Где она? – выдал скороговорку мой тайный советник.
Параллельно, в соседней квартире, где проживала моя бывшая жена и товарка по несчастью с нашей 13-летней доченькой, события развивались аналогичным образом.
Менты, спецназ, бряцание оружием. Наслушавшись жалобных рассказов «невольниц» о «рабском» труде, доблестные агенты в пуленепробиваемых жилетах пришли арестовывать страшную «Russian Mafia».
Мне разрешили сделать еще один звонок. На этот раз – родителям. Как и давешний разговор с Соломоном, объяснения с мамой велись по-английски. Вернее – на нервной смеси языков.
Ровно через 25 минут в дверях показались их совершенно испуганные лица:
– Мама, папа, пожалуйста, возьмите Соню к себе. Нас арестовали и куда-то увозят. Надеюсь, все будет хорошо. Позвоните всем. Держите связь с Соломоном, он обещал прислать адвоката. Все. Целую. Идите…
Бедная доченька, которой за неделю до этого исполнилось 13 лет, жалобно смотрела на нас с Викой. С незабываемым выражением ужаса и печали. Слезы отсутствовали.
– Цыпленок, не волнуйся! Скоро увидимся. Все будет хорошо! – произнес я как можно более спокойным голосом. Хотя внутри все бушевало, бурлило и горело.
Турбулентность души и тела.
Родители и Соня вышли из квартиры. Сразу после их ухода ко мне в комнату привели Вику и усадили рядом.
– Где ценности, деньги, паспорта? Наркотики? Оружие? Лучше покажите сами! Вы же не хотите, чтобы мы разорили ваши квартиры до последней дощечки? – спросил нас главный фэбээровец.
Этого я не хотел категорически и открыл один из ящиков письменного стола.
– Здесь – все. Нелегальных предметов нет, – произнес я с наивной надеждой в голосе.
В руки к ментам перешла коробка из-под шоколада «Godiva» с документами и 15 тысячами. Деньги, полученные три дня назад от российского певца Градского. Саша снимал у рабовладельцев второй этаж и по-московски предпочитал платить за полгода вперед.
Начался обыск. Без понятых и свидетелей, силами своей же команды «ух», в хирургических резиновых перчатках и без всяческих церемоний.
Несмотря на предварительные обещания (ха-ха-ха, наивный чукотский мальчик Лева Трахтенберг), я с ужасом увидел, что в квартире начиналось разрушительное землетрясение силой 10 баллов по шкале Рихтера. Как минимум.
На пол посыпались открытые книги (привет большевикам-подпольщикам), папки с бумагами, картины, фотографии, одежда с вывернутыми карманами. На моих глазах прямо посередине некогда веселенького домашнего офиса образовывался Мамаев курган из хозяйского добра.
Очень грустное зрелище, особенно для любителя порядка и домашнего уюта.
Мы с подельницей сидели на диване и молча наблюдали за погромом. Периодически отвечали на «топографические» вопросы: что здесь, что там, что под этим?
Несмотря на абсолютно правдивые ответы, нам не верили и продолжали разорять «дворянское гнездо». Сладострастно. С каким-то особым садистским упоением. В традициях белокурой бестии из гестапо, издевавшейся над только что родившей радисткой Кэт.
Сказать, что на нас не было лица, значит, не сказать ничего…
– Все, вставайте, поехали, – приказал лысый спецагент с пистолетом на правом боку. – Руки за спину!
На запястьях щелкнули холодные металлические браслеты. Впервые в жизни. Эх раз, еще раз, еще много-много раз…
Группа захвата разделилась на две части: любителей покопаться в чужом белье и бесстрашных конвоиров «русской мафии».
…С момента вторжения прошло часа два, не больше.
Нас вывели на яркий солнечный свет. Весь квартал был перекрыт полицейскими автомобилями с горящими мигалками. Рядом с ними покуривали менты «техобеспечения» в темно-синей униформе «New York Police Department».
В подобной моей операциях захвата обычно участвовали правоохранители из нескольких силовых агентств.
В тот незабываемый день «рабынь Трахтенберга» освобождали FBI (ФБР), Drug Enforcement (охотники за наркотиками), городская полиция, таможенное управление, INS (служба иммиграции и натурализации) и даже агентство ATF (алкоголь, табак и оружие).
В общем, все по-взрослому, каждой твари по паре.
О внушительном ментовском списке я узнал значительно позже, из документов присланных моему защитнику. В момент ареста все полицейские казались мне на одно лицо – героями какого-то запредельного триллера абсурда.
… Из всех возможных окон вываливались мои соседи – счастливые обладатели лож бельэтажа. На крылечках и верандах – в бенуаре, тянули шеи, желающие поближе рассмотреть загремевших в тартарары оборотней (то есть нас с Викой), умело скрывавших свои настоящие лица.
Как и атомные шпионы супруги Этель и Юлиус Розенберг…
Меня охватило чувство жуткого стыда. С другой стороны – абсолютный пофигизм, из серии «будь что будет». Как всегда в Близнеце боролись противоречия с противоположностями.
Нас рассадили по замаскированным фэбээровским автомобилям. Вику в одну машину, меня – в другую. Наверное, чтобы не переговаривались или чтобы коллективно не сбежали.
Совсем как в кино, один из агентов нажал мне рукой на голову, и я провалился на заднее сиденье в наручниках за спиной. Больно, неудобно и достаточно унизительно.
