Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
Хотя в пятьдесят лет Шифф жаловался, что устал, ссылался на преклонный возраст и поговаривал о выходе на пенсию, то были скорее преходящие мысли, а не устоявшиеся убеждения. Разменяв восьмой десяток, он по-прежнему энергично занимался бизнесом, хотя и передал многие дела своим партнерам, и активно участвовал в общественной и филантропической деятельности, в которых он не передавал другим почти ничего.
В августе 1919 г. он, как обычно, находился в Бар-Харборе и, будучи всегда твердо убежден в том, что физические упражнения необходимы для человека, ведущего в основном сидячий образ жизни, посвящал значительную часть лета прогулкам, в том числе по горам. Одна прогулка в обществе человека значительно моложе его продолжалась почти восемь часов. Шифф терпеть не мог даже признаваться в том, что устал. 14 августа он написал: «Если в последние недели я выглядел усталым, теперь вы судили бы обо мне по-другому. Вчера, например, я четыре часа гулял с некоторыми моими внуками по чудесному здешнему лесу и вовсе не устал к возвращению домой. Однако я уже не так молод… и, несомненно, время от времени возраст сказывается на мне».
Начиная с того времени его здоровье определенно ухудшилось, и он жаловался на огромное напряжение, причиной которого стала война. 5 мая 1920 г. он писал Францу Филиппсону в Брюссель: «Последние несколько месяцев меня беспокоит примерно то же, что – возможно, более остро – беспокоило и Вас, и хотя сейчас я чувствую себя значительно лучше, не могу сказать, что совершенно излечился. Условия, которые создала почти повсюду эта ужасная война и возросшие труды – не в бизнесе, но в альтруистической деятельности, наваливаются на всех, у кого есть сердце, и, возможно, в моем возрасте мне уже тяжело все это выносить; если причина моего самочувствия именно в этом, я не должен удивляться, услышав, как пострадало Ваше здоровье ввиду всех испытаний и забот, с которыми пришлось Вам столкнуться. Поэтому я тем более рад получить заверения, что Вы совершенно поправились и Вы и Ваша семья сейчас в добром здравии. Надеюсь, так будет и впредь».
Зима 1919–1920 гг. стала для него трудным временем, хотя он никогда не был прикован к постели. 29 марта 1920 г. он принял решение не ехать на лето в Бар-Харбор, написав: «Я бы не смог… удержаться от искушения не подниматься по крайней мере в тамошние прекрасные горы, что мне строго запретил врач, потому что в прошлом году я, похоже, переусердствовал с этим».
В апреле он отправился в Уайт-Салфер-Спрингс, откуда писал: «Очень постараюсь, пока я здесь, восстановить сон, нервы и силы и с Божьей помощью надеюсь преуспеть, но во всяком случае мне было отпущено столько здоровья и счастья, что мне остается лишь поблагодарить за это Всевышнего».
В начале лета он уехал в Уайт-Плейнс, заняв летнюю резиденцию Пола Варбурга, который тогда находился в Европе.
18 июня 1920 г. в письме Такахаси, который тогда и сам болел, Шифф написал: «Я сейчас тоже чувствую себя не по номиналу, еще с прошлого лета, и не могу больше столько делать, сколько имел обыкновение раньше. Но мне пошел семьдесят четвертый год, и нельзя ожидать, что силы мои будут такими же, как прежде; вот чем я стараюсь себя утешить».
Тогда его состояние ухудшилось; ему стало трудно дышать, он почти не мог спать, но сила воли его не покидала. Он засиживался допоздна за чтением и написанием писем, так как ему удобнее было сидеть, чем лежать, а его натура требовала деятельности. И все же он был по-прежнему внимательным к своим гостям, никогда не забывал о мельчайших проявлениях учтивости, к которым привык. Катание на автомобиле как будто облегчало его дыхание, и он планировал долгие поездки, часто выезжал кататься в одиннадцать часов вечера в надежде, что ему захочется спать. Он никогда не позволял считать себя инвалидом, возражал против присутствия медсестры или сиделки – или частых и регулярных приходов врача.
23 июля он писал Элиоту:
«Утром получил Ваше заботливое и доброе письмо от 20 числа текущего месяца. Правда, последнее время я не так хорошо себя чувствую, так как подвержен бессоннице, вследствие которой, как и следовало ожидать, страдает весь мой организм. Но я бодр и активен и надеюсь – по крайней мере, в том меня уверяют врачи, – что со временем, если я не буду нетерпелив, я все преодолею. Как Вы понимаете, я ничего не делаю без совета и одобрения миссис Шифф, и мне очень по душе Ваши слова о том, что так и должно быть. Жаль, что болезнь настигла меня прошлым летом в Бар-Харборе. Похоже, я перетрудился. Я должен был понять, что в моем возрасте лучше было бы не лазать по горам и не совершать долгих прогулок, как делал я в прошлые годы, но я совершил ошибку, за которую теперь расплачиваюсь.
Кроме того, как Вы справедливо заметили, обстановка в мире значительно огорчила меня и повлияла на меня, ибо нужны крепкие нервы, чтобы пережить то, что принесли нам прошедшие годы. Рад узнать Ваше мнение, что отлив сменяется приливом, но пройдет в лучшем случае год, а скорее всего, взаимное доверие между народами и всеобщее счастье вернутся уже не при нашей жизни.
Для меня и миссис Шифф очень печально, что в этом году мы не сможем поехать в Бар-Харбор, так как, с одобрения моего врача, я собираюсь попробовать пожить выше над уровнем моря. На следующей неделе мы едем в Диксвилл-Нотч (штат Нью-Гэмпшир), где, как нам сказали, во всех отношениях очень красиво, хотя мы-то знаем, что ничто не в состоянии сравниться с островом Маунт-Дезерт. Надеюсь, что мое письмо застанет Вас и миссис Элиот в добром здравии. С наилучшими пожеланиями от миссис Шифф и от меня…
Искренне Ваш,
Джейкоб Г. Шифф».
Не восстановив ни силы, ни сон, Шифф вернулся из Диксвилл-Нотч в Си-Брайт, где продолжал читать и писать. Даже в последнюю неделю своей жизни он ездил в Нью-Йорк на работу. 10 сентября он писал Дэвиду М. Бресслеру: «Придя сегодня на работу, я узнал, что Вы звонили вчера и справлялись о моем здоровье. Очень ценю Ваше внимание. Слава богу, я постепенно поправляюсь».
Шли дни, и его болезнь становилась все очевиднее его близким, но Шифф не сдавался. Пост перед праздником Йом Киппур в тот год выпал на 22 сентября. Он не чувствовал в себе сил для того, чтобы пойти в синагогу, хотя был там за десять дней до того, в праздник Нового года, но настоял на том, что будет соблюдать строгий пост, и весь день посвятил молитве.
На следующий день, 23 сентября, он обычным поездом приехал из Си-Брайт в Нью-Йорк, в свой городской дом. Когда он вышел из машины, шофер поддержал его под руку, думая помочь ему подняться на крыльцо и войти в дом, но Шифф отбросил его руку и вошел сам. Следующие два дня он сидел в своем кресле и беседовал с членами семьи – по-прежнему истинный хозяин дома. В субботу, 25 сентября, он остался в постели и вечером того дня скончался, без мучений, когда закончился Шаббат.
Его похороны состоялись 28 сентября в синагоге «Эману-Эль» в Нью-Йорке. Здание было заполнено народом, и многотысячная толпа стояла на Пятой авеню, принося ему безмолвную дань памяти. Движение остановилось; Нью-Йорк прощался с Шиффом. Со всей Америки и из других частей света приходили телеграммы, письма, произносились речи в его честь, публиковались некрологи в газетах и других периодических изданиях. Из сотен писем и телеграмм отобраны лишь следующие:
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
