– Ну правильно. Начинали с царя и вельмож, кончили школами и больницами. И эти так же дойдут. Диктаторские режимы кончатся – возьмутся за неугодные демократии. Возьмут и заявят, что у вас в РФ и выборы не свободные, и власть – самозваная. Сейчас они молчат, а когда им надо – скажут.
Виктор промолчал. Это только на КВНе всегда можно найти, чем возразить.
– Судя по вашей реакции, Виктор Сергеевич, вы тоже смотрите на все это, как реалист. – продолжила свой рассказ Семиверстова. – Действительно, окажись подобные возможности в руках спецслужб иностранных государств, трудно представить себе масштабы бедствий и число жертв. Крушение США позволит нам остановить грядущую многолетнюю полосу войн по всей планете. Кроме того, мы окажем гуманитарную помощь американскому народу в преодолении последствий аварий. Правда, у нас не было столько печального опыта, как в Союзе вашей реальности, но роботов, например, мы сделали и в ближайшие дни направим их с нашими специалистами в Калверт Клифс.
– И что же еще будет в ближайшие часы с вероятным противником? Что-то вроде «девять-один-один»?
«Интересно, знают ли они, что у нас означает «911», 11 сентября 2001 года?»
– На сегодня все. Первая волна успешно прошла, план выполнен.
– Не понял, а как же насчет «собрать к одному времени»? – удивился Виктор.
– Сдвиг катастроф – это не «вундерваффе», – пояснил Гаспарян. – Это одно из новых средств ведения войны, на стадии опытной проверки, и оно эффективно лишь во взаимодействии с другими используемыми нашей стороной средствами войн сетевого типа, главная особенность которых – нельзя найти ответственных за нанесение удара, а стало быть, великая держава не сможет использовать всю свою военную силу против противника. Для нас сейчас самое важное – избежать прямого столкновения с противником. Вот, например, США нам Болгарию подсовывают в качестве препятствия, в расчете, что, рационально поступая, мы воевать с ней не будем, а если будем, то это шаг к проигрышу, и Стоянов на это рассчитывает… Средства сетевой войны – это меч, вымоченный в крови дракона, – по преданию, такой не может быть сломлен другим мечом. Главное, что и мы этим овладеваем, чтобы не было потом, как в фильме, за державу обидно. Верно я говорю, Светлана Викторовна?
– Я когда-нибудь возражала московскому начальству?
– И еще как.
Светлана делано вздохнула:
– Тогда была веская причина… О-о, – протянула она, взглянув на свои часики, – дорогие мужчины, пора бы и прерваться на обед.
Слово «прерваться» оказалось как нельзя точным.
В столовую они не отправились, вместо этого им занесли подносы с комплексом за рубль сорок. Салат из свеклы с майонезом, куриный бульон, в котором плавал кусок курицы, рис, морковные звездочки и укроп, камбала с картофельным пюре, пара сырников со сметаной и компот из свежих яблок с плетеной булочкой. С учетом их сидячей деятельности, данный бизнес-ланч выглядел довольно разумно.
– А что, заказчика нападения в сетевых войнах так и не удается найти? – спросил Виктор, с аппетитом уминая по-домашнему пахнувшие сырники.
– Нет, практически никогда, – ответил Гаспарян. – Главы воюющих государств могут спокойно встречаться друг с другом и подписывать договоры о дружбе и сотрудничестве.
– Как же тогда они смогут прекратить войну?
– Практически никак. Война заканчивается, когда одна из сторон достигает цели и для нее дальнейшее продолжение теряет смысл.
– А если ни одна не достигает?
– Что мешает не останавливаться?
– Ладно, – продолжал рассуждать Виктор, – тогда вот что непонятно. Зачем тогда нам провоцировать НАТО на конфликт в Югославии, да еще и планировать самим туда лезть?
– С чего вы взяли, что мы будем туда лезть?
– Ни с чего. Вы этого мне не говорили. Но одним отрубанием электричества вы НАТО не остановите. Американцы при любой тяжести кризиса могут провести операцию, у них же крылатые ракеты не от чикагской розетки питаются. Значит, придется их останавливать нашей военной силой, нашими войсками.
– Логично рассуждаете. Американцы тоже так думают.
– Тогда смысл самим лезть?
– Это влияет на управление в сетевой войне. В сетевой войне никто не дает прямой команды. Директива может быть в неявном виде высказана совершенно открыто в прессе и воспринята исполнителем, который знает код; но при этом дело выглядит так, будто исполнитель сам принял решение. Сделал, так сказать, свой свободный выбор. Вопрос: почему исполнитель должен подчиняться? Либо он уж очень зависимая марионетка, что не всегда возможно, особенно когда речь идет о главах якобы суверенных государств, либо… либо он уверен в силе и могуществе босса. Для доказательства могущества США организует демонстративные военные акции против отдельных стран, которые все согласятся считать изгоями. Так вот, вопрос не в том, что мы так уж этот ДКХП любим, либо он нас, а в том, что надо демонстративно показать, что у США не выгорело. Это ухудшит подчинение в сети США. Понятно?
– Почти.
– Попробую на языке РФ. Ка-ароче, Штаты – типа крутые, типа авторитет; мы, в натуре, обломаем их конкретно, чтобы всем этим сявкам, дешевкам подзаборным перед ними впадлу шестерить было… Теперь более понятно?
– Знаете, очень сильный акцент… Ладно, суть я уловил.
– Насчет акцента вам виднее. Меня ведь не готовили для внедрения в криминальную среду, – улыбнулся Гаспарян, – и в среду творческой интеллигенции тоже. А в быту у нас, сами знаете, борьба за пушкинский стиль, неистощимость в соединении слов хрестоматийных.
…После обеда Третья мировая шла своим чередом. Зарубежные каналы не включали, в нашей сети воцарилось какое-то мертвенное спокойствие, в том числе и насчет продвинутых в США катастроф. Радиологи обсуждали меры помощи, предложенные Советским Союзом штату Мэриленд. Поступила информация об ответе Клинтона – он вежливо благодарил советское правительство за предложения и сообщал, что ситуация на станции нормализовалась, и необходимость участия советского персонала в ликвидации последствий уже отпала.
– Посмотрим, что он запоет после взрыва второго блока, – проворчал Момышев, – Бог свидетель, мы лишней белой крови не хотели.
В душе Виктора ворочались противоречивые чувства. Обычно принято говорить – «в душе его боролись чувства», но это было не совсем так. Чувства именно ворочались рядом, так что Виктор стал всерьез беспокоиться, не признак ли это начинающегося раздвоения личности.
С одной стороны, это было определенное злорадство, что теперь он может спокойно сидеть в офисе, есть бизнес-ланч, смотреть по телевидению чьи-то чужие бедствия, как шоу реального времени, бесстрастно обсуждать их, подобно студенту в анатомичке, понимая при этом, что эти бедствия на сей раз случились именно с теми, кто в его реальности спокойно сидел в офисах, пожирал бизнес-ланчи, утирая салфетками жирные губы, смотрел по ТВ ужасы в России, как какое-то новое увлекательное зрелище, бесстрастно обсуждал их, чувствуя, что с ними самими это никогда не случится. С другой стороны, не было и чувства справедливого отмщения; виновных в бедствиях его, Виктора, Родины никто не наказал, они так же остались довольно утирать свои жирные губы, а под раздачу попали люди случайные и практически все непричастные. Было все это как-то неприятно, интуитивно вроде как совесть подсказывала Виктору, что делается что-то не то.
