1918 году статья «Пророческие слова». Посетивши Ленина, Герберт Уэллс – слова писателя-фантаста в данном случае особенно весомы – назвал его «кремлевским мечтателем». На фоне «России во мгле» Ленин и не мог смотреться иначе, как мечтатель. Присущ ли был Ленину голый расчет? Присущ. Искусен ли он был в политических шахматах? Искусен. Бывало, и к темным инстинктам толпы взывал, одно лишь «грабь награбленное» чего стоит. В моем видении Ленин как личность и исторический деятель выступает как фигура менее однозначная и более колоритная, нежели в видении почитаемого мной Григория Померанца. Ленин вершил революцию не в одиночку. И не только в окружении своих прямых соратников, среди которых были и люди весьма незаурядные. Широкие и разнородные слои населения являлись не только объектом революционной воли, но и деятельным субъектом революции. Пролог и первый акт революции полны романтики, особенно романтичными были молодые поколения, отдавшиеся революции настолько, что и Сталину перепала жатва, если не с яровых, то с озимых революционной романтики. Совсем иного свойства, но, в свою очередь, объективным фактором, способствовавшим установлению личной диктатуры Сталина, явилась усталость, апатия, оцепенелость широких кругов населения от тяжести хозяйственной разрухи, бедствий гражданской войны, от голодного или полуголодного существования – «революция великая пожирательница энергии людей», – писал Троцкий в одном из своих сочинений, написанных в эмиграции.
Я оказал о Сталине то, что имел сказать. Он был даровитым, этот человек, со столь характерной для него способностью живой сметки и мертвой хватки. Черчилль в «Воспоминаниях» не преминул сказать об его уме. От Георгия Константиновича Жукова слышал в 1967 году об умении Сталина учиться и возрастать в понимании военных проблем стратегического масштаба (он относил это ко времени Сталинградской битвы). Да и Ленин из круга ближайших соделателей в качестве своих возможных преемников называл двоих – Троцкого и Сталина. Я опускаю лестные отзывы о Сталине Анри Барбюса, Ромена Роллана, Лиона Фейхтвангера, Эмиля Людвига – их он «обвел вокруг пальца»366.
Мы отрекаемся от послеоктябрьского прошлого. Сводим с ним счеты – извлекаем уроки из прошлого, необходимые для настоящего и будущего. Прошлому нельзя мстить, не это сведение счетов. Его нельзя выбросить в кусты или спустить с горы на съедение хищникам, питающимся падалью. Прошлое, какого бы оно ни заслуживало проклятия, как бы ни проклиналось, подлежит преданию земле. Месть воскрешает прошлое, именно то, что в нем было самым жестоким и разрушительным. Месть и возмездие не синонимы. Основа возмездия – справедливость, различение между правыми и виноватыми: «Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. Се гряду скоро и возмездие Мое со мною, чтобы воздать каждому по делам его» (Откровение Иоанна Богослова, XXII, 11–12). В словаре Даля: возмездие – «воздаяние, награда и кара, плата по заслугам, вознаграждение; возврат, отдача». Сказанное здесь предуведомление, отправная точка (логически и этически) в попытках понять свое время.
Сталин отождествлял себя с Лениным. Первая заповедь, высеченная на скрижалях его догматики, гласила: «Сталин – это Ленин сегодня». Подразумевалось, а с выходом «Краткого курса» (1938) как бы само собой разумелось: «Ленин – это Сталин вчера». Образ накладывался на образ. Самозванство, сперва имевшее целью получить кредит народного доверия, постепенно становилось верой, все шире распространявшейся и глубже укоренявшейся, а потому, как и всякая вера, доказательств не требовавшая. Акт политического мошенничества удался Сталину как нельзя лучше. Он и сам уверовал в свое политическое первородство и превосходство; «Я есмь альфа и омега, начало и конец, первый и последний». Впрочем… Впрочем, в его алфавите последней буквы не существовало, как не существовало для него самого ничего замыкающего. Он судил, кому жить, кому умереть. Кому быть гонимым, кому – хвалимым. Ходу времени определял пути и назначал сроки. Он стоял над временем. Уверовал ли он в личное бессмертие? Как знать. Верившие в него не представляли себе, что он смертен. Весть о его смерти вызвала шок. Очнувшись, люди спрашивали друг друга: «Что теперь будет?» – и долго, очень долго протирали глаза.
В отношении к Сталину и его культу общество было далеко от единодушия. В своем месте я уже писал о духовном сопротивлении режиму, олицетворенному Сталиным. Мне еще предстоит вернуться к этой теме. Здесь же укажу, что это духовное сопротивление с ходом времени нарастало в силе и в разнообразии форм. Растерянности и смятению одних: что теперь будет?! сопутствовало обнадеживавшее других: чего же теперь, наконец, не будет. А Павло Грицюк, мой солагерник, некогда колхозный счетовод из Запорожья, узнав о кончине Сталина, произнес: «Нехай гирше, та инше». А куда было еще гирше, чем было!
Без малого сорок лет миновало после смерти Сталина. На XX и XXII партийных съездах феномен Сталина был определен как «культ личности». Алгоритмическая судьба исходного определения, – имею в виду правившие верхи – казалось, близка к летальному исходу. Его параметры становились все более узкими и короткими. Этого не произошло благодаря давлению общественного мнения в стране и за рубежом, потрясенного и возмущенного разгулом и жестокостью сталинских репрессий. Первый перестроечный год ознаменован был поначалу неуверенным возобновлением чуть было не оборванной нити. В последующие годы информация о репрессивной политике и реабилитации ее жертв нарастала лавинообразно. Исходное определение «культ личности» переросло в определение – тоталитарно-репрессивный режим. Ущерб от постигшего страну бедствия, от политического Чернобыля, как его теперь можно называть, едва ли когда-нибудь может быть измерен. И вдруг в суматохе и неразберихе дел и идей переживаемого времени из сорокалетнего небытия восстает Сталин, да, тот именно Сталин, о котором: «Сталин – это Ленин сегодня». Снова, как в злополучные десятилетия его правления, образ накладывается на образ, без зазора, с мастерством, достойным увенчания Сталинской премией I степени. Где-то прочел или от кого-то слышал: «Одно и то же в разное время – совсем не одно в то же». В самом деле, некогда отчеканенная медаль теперь перевернута с лицевой стороны на обратную. Теперь на лицевой стороне – Ленин, казнимый за все, чему он был и не был причастен, само собой за преступления Сталина – он-то на обратной стороне медали.
Так-то, на такой вот лад тиражируется сталинская фальшивка. Я не называю имен, они мелькают во всех средствах массовой информации. Ведают ли, что творят нынешние разносчики фальшивки? Ответ на вопрос двоится: полагаю, что сомнения в качестве пущенного в оборот материала не обременяют ни их ума, ни совести. Перекрыта самая возможность сомнения. Ибо движимы они чувством мести, всепоглощающим тотальным: Карфаген должен быть разрушен! Да, должен
