Не то было при Ингольфе и во все время республики. Норвежский поселенец не чувствовал на острове лишения тех удобств, к которым мало привык и на родине, и вместо того имел более свободы действий. Все долины, выходящие к морским заливам, в то время одеты были густыми лесами; там жгли уголь; законы определяли особенную долю дохода для откупщика с лесов, принадлежавших к его откупу, также для опекуна с лесов его питомца. Мы читаем о лесе, подаренном одному годи за то, чтобы он вступился в дело, которым, при других обстоятельствах, едва ли бы занялся, потому что оно касалось повешенных рабов. Еще за сто лет пред сим находили березы в 24 фута вышиной, которых пни, два фута в поперечнике, теперь едва намекают на прежние леса. В первое время даже строили из них суда, причем могла пособлять также ловля плавучих бревен, не раз приносившая превосходный строительный материал. Потом покупали корабли у норвежцев. Для почетных столбиков кресел домохозяина туземный лес считался не довольно хорошим. Встречаются случаи, что переселенец умолял жертвами Тора послать ему такие столбы, обещаясь отдать в жрецы ему сына, и тотчас приплывало огромное пихтовое дерево, которого достанет для снабжения всех дворов этой священной потребностью.
Итак, не было недостатка в дереве для домашнего обихода, потому исландец жил лучше нынешнего. У него было тогда свое огнище, как и у норвежца, т. е. деревянный дом; его топили дровами с помощью костра, разводимого посредине комнаты, которая одна обыкновенно составляла все жилище; по обеим стенам ее находились постели, перед ними свободное место для прохода, вдоль длинный ряд скамей по обеим сторонам; в каждом ряду посредине высокое седалище; у южной стены священные, украшенные столбиками кресла домохозяина, обращенного лицом к северу; напротив них место для почетного гостя и для двух других гостей.
Может быть, в старину прибрежные леса удерживали сильные морские бури и умеряли натиск полярных льдов, но верно, что пища исландца была тогда лучше. Там, где ныне едва только разводят картофель, капусту и репу, в то время с успехом шло земледелие. Вспомним рабов Лейфа, запряженных в плуг; прекрасная книга о завладении острова поселенцами (Landnamabok), представляющая в самой наивной простоте бесчисленные своеобразные черты, рассказывает про две стороны, которые хотели сеять на одном и том же поле и подрались из-за того; она упоминает и о других двух сторонах, которые искали земли для посева в южной части, более теплой и лучше прикрытой от бурь. Сушеная рыба и мучной запас от собственного земледелия составляли гордость хозяйства. Накануне праздничных пиров варили пиво.
Поземельные книги острова, составленные в исходе XIV века, доказывают, что церкви частью владели пахотными полями, частью получали доходы зерном; даже после ужасных несчастий XV столетия, сделавших для исландца еще чувствительнее скупость его природы, незадолго до Реформации поминается епископ, который при всех праздниках пользовался хлебом своих полей. При всем том главную отрасль хозяйства составляло скотоводство; птицеловство было также важный предмет; между множеством птиц, особенно водяных, находится и гага (Anas molissima), доставлявшая гагачий пух; поместья не имели недостатка и в береговой земле для очень прибыточной ловли рыбы, доставляемой также и озерами, и плавучих бревен.
При неурожаях, разумеется, приходилось плохо. Тогда употребляли в пищу воронов и лисиц, все, что могли брать зубы; стариков и бедных убивали или бросали в море. Многие умирали с голоду, другие избирали разбойническую жизнь и за то объявлялись вне закона. Было постановление, по которому всякий, умертвивший трех таких опальных, оставался без наказания; стало быть, они истребляли друг друга.
С лишком целое столетие прошло со времени первого поселения Ингольфа в Исландии; потомки шести христианских поселенцев почти все снова обратились в язычеств и даже частью строили капища, когда Олаф Трюггвасон, король норвежский, предпринял опыт обращения в христианскую веру (в 998 году) посредством немецкого священника, Тангбранда, беспокойного человека, которого и сам король не мог терпеть при себе. Тангбранд обратил два дома, но большинство было неприязненно к нему; двое исландцев написали на него пасквили; он убил их. Это не походило на обращение в христианство. После двухлетнего пребывания, убив троих, он вернулся к Олафу и свалил всю вину своей неуспешности на упрямство жителей острова, за что король грозил смертью всем исландцам, находящимся в Нидаросе; однако ж успокоился, когда они приняли крещение.
Спустя два года священник Тормод, под покровительством принявших крещение исландских домов, прибыл из Норвегии на остров. Христианам удалось задобрить подарками тогдашнего лагмана, Торгейра, чтобы он пособил их предприятию. Сначала обе стороны, христианская и языческая, противостояли друг другу с оружием, и немногого недоставало, чтобы завязаться битве; первое заседание кончилось тем, что решились разделиться на две особенные общины, христианскую и языческую. В таком враждебном расположении провели ночь в шатрах, построенных вокруг Тингвеллира (Полей тинга).
Но утром Торгейр позвал их опять в собрание. Тут он долго говорил о том, как важно, для избежания раздора и разорения страны, чтобы все держались одною закона и одних обычаев. «Однажды поставлено, — сказал он, — что если мы нарушаем закон (в 1000 году), нарушаем и мир». Действительно, решили, чтобы единство закона продолжалось, и устроили так: впредь всякий должен быть христианином, и кто еще не крестился — обязан принять крещение; но относительно подкидывания детей остается прежний закон, так же как и относительно употребления в пищу лошадиного мяса; на будущее время кто хочет, может приносить тайные жертвы богам, но, если найдутся свидетели того, виноватый должен оставить страну. Впрочем, льготы, дарованные язычникам, исчезли, как и можно было предвидеть, в несколько лет, от христианского усердия.
С христианской верой обязанность священника перешла к другим лицам, храмовая подать прекратилась, острый камень, на котором, по требованию годи, убивались люди в жертву богам, очищен от крови, но величие имени годи, намекающее на бога (god), осталось. В своем годорде-участке, третине, он имел немаловажную полицейскую власть. Везде можно узнать его по серебряному должностному кольцу на руке, на том суставе, где соединяется она с ручной кистью, и достаточно твердому для удержания удара. Это кольцо то же самое, на котором прежде клялись язычники, когда годи брал его с алтаря и, окропив жертвенной кровью, надевал на руку; теперь он носил его постоянно. На нем лежала забота о безопасности в его участке, и только известные общины, предоставленные надзору поселян, изъяты были из-под его ведения; он наблюдал за общественным спокойствием; он являлся обвинителем по обязанности, когда обиженная сторона в его гарде не могла сама обвинять по каким бы то ни было причинам.
Потому каждый исландец обязывался признать себя и ведомстве какого-нибудь из трех годи своей гарды и не переменять его без самого важного повода. Годи принимал в свободное состояние отпущенного раба, приводил его к присяге пред распятием в соблюдении законов и за то получал с него пфенниг, десятую часть еры. Наблюдение за иноземцами и торговлей приносило ему честь и выгоды, Чужеземный корабль приближается и пристает к берегу. В ту же минуту годи со своими людьми прежде всех едет к берегу, берет пошлину, осматривает товары, назначает им цену и пользуется правом первой покупки, дозволяя то же другим приятельским семействам. Не поладив с купцом, он запрещает ему выгружаться и не дозволяет жителям никакого сношения с кораблем. Но если все кончилось дружелюбно, годи ведет с собой первых людей на корабле, самого знатного из них удостаивает своим гостеприимством, других отдает на выбор другим домам, для доставления им удовольствия прежде всех узнать новости отдаленного мира. Гости обыкновенно оставались на всю зиму. Это были по большей части богатые владельцы из Норвегии, при сельском хозяйстве, занимавшиеся и торговлей; они всячески помогали своим хозяевам, часто делали для них важные услуги при норвежском дворе и при случае отплачивали таким же гостеприимством. При необыкновенной дороговизне, брали за угощение исключительно деньгами, всегда по назначению годи. Гостиниц не было, нет и поныне в Исландии. Имущество иностранца, умершего без друзей в корабельной каюте, наследует не община, не поселянин, которому принадлежит земля, но годи. Ему же достаются немаловажные доходы из пенных денег.
