Сквозь голубую темноту, Неслышно от куста к кусту…
Мик слушал внимательно. Он не притворялся, ему правда было интересно. Он почти не дышал и не шевелился. Иногда только поворачивал голову — ложился на руки другой щекой. И не перебивал. Лишь изредка, если Симка умолкал, чтобы перевести дыхание, Мик задавал вопросы:
— А как, по-твоему, выглядел Дух Лесов? Ну, понятно, что на огненном слоне. А сам он какой?
— По-моему, громадный, как туча. Такой он, весь клубится, и в нем перемешаны всякие листья и клочья… А сквозь эту мешанину проступает лицо. Большущее такое, и глаза горят…
— Похоже… — шепнул Мик и шевельнул плечами, будто страшновато сделалось.
Потом спросил еще:
— А кто такой Буссенар?
— Писатель был, француз. Я его книжку читал, брал в библиотеке. «Капитан Сорви-голова». Про мальчишек, которые чуть постарше нас. Они воевали за свободу буров… Интересная…
А на середине поэмы Мик вдруг заинтересовался:
— Когда же это всё было? Сперва кажется, что в старину, а потом там про аэроплан, про небоскреб, на который был похож утес обезьян…
— Тетя Нора говорила: в начале века. Значит, лет пятьдесят назад…
— Это когда дед и его друг были как мы сейчас… А как ты думаешь, у Луи был матросский воротник?
Симка удивился неожиданному вопросу:
— Не знаю… Может быть. Написано, что на нем белый наряд. Конечно, это мог быть матросский костюм.
— Ну да! Тогда многие мальчики их носили. У нас карточка деда есть, когда он еще не был реалистом. Он в таких, как у меня, штанах и в белой матроске с галстуком… Даже не верится, что дед.
— Наверно, на тебя похож? — Симка вспомнил улыбку Станислава Львовича.
— Да!.. Ну, давай дальше! Или ты устал? Тогда могу я…
— Не устал… А тебе не надоело слушать?
— Что ты!
И Симка читал дальше. И порой казалось, что вернулся Ленинград …
Симка не помнил, как читала «Мика» тетя Нора — с выражением или без. Он тогда просто ощущал ритм стихотворных строчек, и это было похоже на жужжание киноленты, которая крутит перед глазами удивительный фильм. И теперь этот фильм снова прокручивался в голове. И, конечно, не было в Симкином чтении никакого артистического мастерства. Наоборот, была, наверно, звонкая монотонность. Но Мик слушал неотрывно. Может быть, тоже видел кино ?..
Отблески солнца погасли на крышах. Строчки на бумаге были еще различимы, но уже мутновато. Симка включил на столе лампу, повернул в сторону окна эмалированный абажур. Волосы Мика медно заискрились. Он нетерпеливо шевельнул плечами:
— Давай дальше.
…Наконец история про африканского Мика кончилась. Симка перевернул на коленях последний лист самодельной тетради. За окнами была настоящая белая ночь со слюдяными проблесками. Где-то далеко-далеко радиола играла песню про голубку.
Помолчали. Мик почесал щеку о кисть руки и тихо сказал:
— Такая хорошая сказка. Прямо все как… совсем живое. Только жалко…
— Что жалко? — слегка ревниво откликнулся Симка. Ему не хотелось, чтобы Мик нашел в этой сказке хоть что-то плохое.
— Многих жалко, — вздохнул Мик, не поднимая головы. — Луи погиб, жаворонок погиб… Отец Мика погиб… Непонятно, почему Мик простил этого… Ато-Гано. Тот убил его отца…
— Он убил его в бою, в честной схватке. И он не знал, что это отец Мика… А Мик его простил, когда тот сделался уже старый и слепой. Пожалел…
— Я бы, наверно, не смог пожалеть…
— Потому что ты не такой Мик… — осторожно сказал Симка. И тут же забоялся: не обидел ли «не такого Мика»?
Но тот сразу согласился:
— Ясно, что не такой, куда мне… Если сравнивать, я, наверно, больше похож на Луи. Тоже бестолковый и безалаберный. Но, конечно, не такой храбрый, даже наоборот…
