– А что сейчас Кира?
– Плохо ей, как всегда, но если кто тебя любит, так это Кира. Ее тоже голыми руками не возьмешь. Она решила Ярлова наказать, а наказывает Клавдию… из ревности. Могилу Чудотворцева собирается раскапывать, чтобы доказать: Чудотворцев лежит в могиле, а не пишет книг и по телевидению не выступает.
– На «Красной»-то «Горке», тетя Софи, кто не выступает.
– «Красная Горка» – не реторта. Дай срок, мы «Фауста» покажем.
– И кого вы будете играть? Маргариту или Елену?
– А ты угадай. Скоро Платон Демьянович закончит «Действо о Граали» с мелодией бессмертия. Кто услышит, тот не умрет.
– Как воскреснет тот, кто не умрет?
– Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся, – ответила она. – Ну, Христос с Тобой. – Софья Смарагдовна меня перекрестила. – Смотри, Киру не покидай! А уж я за тобой присмотрю.
Через несколько дней с меня сняли гипс. И в тот же день, опираясь на палку, я отправился на мочаловское кладбище, где меня ждала Кира. От Трансцедоса до кладбища недалеко, что давало всегда повод для мрачных шуток. Кира ждала меня у ворот. Увидев, что я пришел без Клавдии, она вцепилась в мою руку и больше не отпускала ее. Мы дошли до ограды, в которой ложилась еще одна могила. На ней уже был установлен крест без надписи, как принято в нашем роду. Два мужика копали в ограде. Я осмотрелся, кто пришел. Людей было совсем немного. Телевидение не приехало, хотя Кира рассчитывала именно на телевидение. Разумеется, Клавдия тоже не пришла. «Мне до этих раскопок дела нет. Мы с Платоном Демьяновичем должны работать. А вечером я тебя навещу», – сказала она, выходя вместе со мной за ворота Трансцедоса. С удивлением я заметил у ограды Николая Филаретовича Параскевина. Я знал, что он оплачивает отдельную палату для Клер. Он был не только бодр, но и весел. В этом году ему исполнилось девяносто шесть лет, столько же, сколько Платону Демьяновичу, когда тот отошел. Очевидно, деда Параскевина интересовали результаты эксгумации по личным причинам. Он поцеловал руку Кире, к чему та не привыкла, с непривычной сердечностью пожал руку мне. В это время к ограде подошел мужичок в очках, с портфелем. Он был в явном подпитии.
– Что же вы, дамочка, делаете? – обратился он к Кире. – Я не давал вам разрешения копать здесь. – (Это был заведующий кладбищем или директор, словом, начальник.)
– У себя в ограде что хочу, то и делаю, – отрезала Кира.
– Хоронить здесь без разрешения запрещается, – окрысился директор.
– Да я же никого не хороню, – ответила Кира. – Просто посмотреть хочу.
– Нечего тут вам смотреть. Здесь никто не похоронен.
– Как «никто»? Здесь похоронен мой отец, профессор Платон Демьянович Чудотворцев.
– Никакой профессор Чудотворцев здесь не числится.
– Как не числится? Я всю жизнь хожу на могилу к моему отцу.
– Это ваше личное дело, к кому вы ходите. Вот Серафима Федуловна Чудотворцева здесь похоронена. И этот, как его… Меровейский.
Кира всхлипнула. Какой-то журналист сказал, что раскопки проводятся с научной целью. Дед Параскевин отвел начальника в сторону и сунул ему какие-то деньги.
– Ну разве что с научной, – смилостивился начальник. – Только будьте любезны все по-прежнему закопать.
– Действительно, с похоронами Платона Демьяновича странная история вышла, – заговорил вдруг дед Параскевин. – У Платона Демьяновича была сиделка, можно сказать, не сиделка, а друг дома, но сиделок лучше не бывает: сама Софья Смарагдовна. Тут-то и вышел грех, а может быть, и не грех, не знаю, как сказать. Павлу Платоновичу, старшему сыну профессора, позвонили, чтобы срочно приезжал. Приезжает он в своем обычном состоянии, то есть выпивши, приезжает не один, а со своей тогдашней дамой; что с него возьмешь: артист, и только. Вот приезжают они, а на даче никого нет, и Платона Демьяновича нет. А по телефону, видно, сказали ему, или он так понял, что, мол, папенька скончался. Идет Павел Платонович по улице, плачет и всем встречным говорит: «Папашу в Монсальват увезли». Кто думает, что профессора увезла «скорая помощь», а кто полагает, что повезли его в морг. Подружка Павла Платоновича каких-то его дружков пригласила могилу копать. Лето было, время жаркое, на кладбище никого нет, никто не препятствовал. А Павел Платонович совсем сдал, все повторял: «Монсальват… Монсальват…» – и повела она его в ближнюю рощицу отдохнуть. С дружками, видно, расплатилась она заранее. Возвращаются, а никого нет, и могила засыпана. Не иначе как без них гроб привезли и закопали.
– Но постойте, тут никто никогда не был похоронен, – сказал один из «мужиков», занятых раскопками.
– Как «никто»? – вскинулась Кира.
– Посмотрите сами, госпожа хорошая, право же, никто. Засыпать, что ли?
Кира не возражала, лишь оперлась на мою руку всей своей тяжестью, хоть была совсем легонькая. Я отчетливо чувствовал, что за спиной у меня стоит Платон Демьянович, и не один. Справа от него отец Иоанн Громов, а слева Фавст. И тут же раздался удивительно знакомый голос:
– Последний же враг истребится – смерть.
Конец первой книги
