стало, а так всё по-прежнему. Вам молочка принести холодненького или парного дождётесь?
— Мне холодного, — сказала Лиза.
— Мне тоже.
Никитична налила две глиняные кружки и подала по краюшке хлеба:
— Сегодня стряпала, свежий. — Она села напротив и стала любоваться ими, покачивала головой и молчала.
— А я замуж выхожу, — заявила Лиза, — за Родю.
Никитична привстала и тихо спросила:
— Верно, или ты над старухой подсмеиваешься?
— Ей-богу, уже еду с ними в деревню. — Лиза улыбалась, и было непонятно: шутит она или нет.
— Ну тебя. Ты всегда надо мной подшучивала, — махнула рукой кухарка.
Молодые переглянулись и засмеялись.
— Верно, что ли? — недоумённо переспросила она.
— Верно, — сказал вошедший Евсей. — Здравствуй, Никитична.
— Здравствуй.
— Родион, мы поедем к Лаврену, проведаем старика; говорят, опять приболел. Ты останешься или поедешь с нами?
Родион посмотрел на Лизу.
— Ты поезжай, только недолго; они там засидятся, а ты приходи пораньше, ладно? Я тоже пока свои дела поделаю — не буду же я свои платья при тебе перебирать.
— Я недолго, — сказал Родька и пошёл вслед за Евсеем.
— Он хороший. Не смотри, что крестьянского роду; душа у него добрая, я-то приметила его ещё маленьким, — сказала Никитична, когда Родион ушёл.
— Хороший, я знаю. Едва дождалась его с войны.
— Отец долго упирался?
— Нет, а я бы и слушать не стала, даже если бы и не благословил.
— Нельзя так, детонька, отец же, он любит тебя.
— Потому и не упирался, что отец.
— Рада я за вас, выросли на глазах, не избаловались, но никогда не подумала бы, что вы повенчаетесь. Эх, пути Господни…
Лиза обняла Никитичну, женщина растрогалась и смахнула платочком слёзы.
Лаврен сидел у окна и смотрел, как спускались сумерки. Вдруг увидел, что у ворот остановилась лошадь, из кошёвки вышли трое мужиков в полушубках и направились к калитке. Лаврен поднялся и поспешил к двери: в спине кольнуло, и он медленно присел на лавку.
— Акулина, глянь-ка, к нам гости.
— Варька уже побежала, сейчас встретит.
Варька, уже взрослая внучка Акулины, симпатичная девушка, но не замужем, хотя её подружки уже имели детей. Не желали с ней хороводиться местные парни по причине, которая была смешной: бабушку Варвары все считали ведьмой, хотя она перелечила почитай всех нынешних женихов. Но молва есть молва: с ведьминой внучкой никто не хотел родниться, от греха подальше. Девушка всё понимала и не обижалась. Просто стала старательно перенимать все бабушкины тайны.
— Ничего, всё у тебя наладится, ещё увидишь свет в окошке, ты только потерпи. А тайны я тебе передам, никакой чертовщины в них нету, просто я травки знаю да молитву читаю — вот и вся тайна, — говорила ей бабушка.
В дом ввалились гости.
— Вставай, Лаврен, принимай гостей, — весело сказал Хрустов.
— Здравствуйте, — сказал Евсей.
Поздоровался и Родион. Лаврен собрался с силами, привстал и поздоровался со всеми.
— Это Родион, верно? Дождался Евсей брата, слава богу. Ну, покажись, солдат, поел походной каши? Молодец, теперь и жить можно — всё самое страшное посмотрел, дальше только доброе осталось тебе.
Илья Саввич поставил на стол гостинцы и водку. Гости расселись на лавки вокруг. Бабка Акулина поставила на стол грибов и чугунок с картошкой, чашку с солёными ельцами и сало.
— Ты прибери это, пригодится ещё, — подвинул кульки с продуктами Хрустов, — да не стесняйся в лавку наведываться.
Акулина взяла пакеты и унесла их в кладовую с недовольным лицом.
— Что-то не так? — сразу понял Хрустов. — Ничего, я разберусь с сыном, будет знать, кому зубы показывать.
После выпитой рюмки все повеселели, разговорились. Родион посидел немного и собрался домой к Хрустовым.
— Ты чего так рано? — спросил лавочник.
— Так невеста приказала явиться пораньше, — ответил за брата Евсей.
— Пропал парень, — заключил Хрустов. — Ты возьми лошадь, только пришли её назад.
— Да я и пешком пройдусь — посмотрю деревню.
— Ну, иди пешком.
— Уже оженили парня?
— Сосватали Лизавету мою, — буднично сказал Илья Саввич и ещё налил водки. — Дай бог, пережить нам все эти революции да митинги. Чудится мне: прольётся кровушка ещё — не возрадуемся.
— Ты про что? — не понял Лаврен.
Хрустов не стал ничего разъяснять. Выпил водку и стал вилкой ловить гриб, потом взял его пальцами и отправил в рот.
— Хотел бы я свадьбу здесь провести, да думаю, что пусть лучше там, на месте. Никого не удивишь, только завистников подразнишь.
— Так вы что? Породнились? — спросил Лаврен.
— Породнились, породнились, мы, почитай, годов десятка полтора роднимся, только не знаем про то, — ответил Илья Саввич.
— Эко как дело повернулось, тогда давай за молодых, — предложил Лаврен.
— Давай, — поддержал Евсей.
— Ты думаешь, что я против такой родни? — спросил Хрустов. — Да такую родню, скажу, поискать ещё надо. Посмотри, как на земле крепко встали, а пришли ко мне сиротами. На такую родню только и опираться надо, я против времени, что выпало им на долю. Нам с тобой, Лаврен, ещё куда ни шло — пожили, хотя я и ещё пожить не отказываюсь, а вот им как начинать жизнь в этой суматохе? Большаки, меньшаки, эсеры, кадеты — зараз всех и не запомнишь, а уж разобраться, кто и зачем — это и вовсе тёмный лес. Нет, правильно всё: вези их, Евсей, подальше отсюда, там у вас спокойней. Даст Бог, и пронесёт мимо, как накипь из котелка. Через пару недель я подъеду, если и раньше не придётся.
Родион медленно вошёл в комнату Лизаветы. Она сидела на кровати, а перед ней кучами лежали её наряды.
— Всё забирать собралась? — спросил он. — Подвод пять-шесть нужно.
— Проходи, только аккуратней.
Родион присел в кресло и стал разглядывать девичье богатство.
— Может, и не брать ничего? — спросила Лиза и посмотрела внимательно на жениха.
— Что ж не брать? Этим печку пару дней можно топить, — заметил он с иронией.
— И то верно. — Она подошла к Родиону, внимательно взглянула ему в глаза и крепко поцеловала. — Вот тебе!
Затем она села ему на колени и стала целовать. Вдруг, остановившись, она сказала:
— Мы ведь никогда не целовались раньше.
Это открытие стало откровением, которое смутило их обоих.
— Ты почему меня никогда не целовал? — спросила Лиза.
Родион растерянно развёл руки в стороны.
— Всё приходится делать самой, — сказала девушка.
Молодые долго сидели рядом. Говорили
