Конор всадил твари в спину клинок. Обернулся, уловив приближающийся к ним топот. Но это были пока Сыны, спасавшиеся бегством.
Фафнира всё ещё не видать в спрятанном бураном небе.
Конор окинул взглядом поле битвы, выглядевшее так, будто земля разверзлась и преисподняя просочилась наружу.
«Да. Это конец».
А потом погас щит.
С тем же треском, как и чародейский.
Разлетелся осколками искр, а Регин зашёл в крутое пике, возвращаясь, чтобы добить скрывшихся под куполом гадючки.
«Самое время, чтобы свалить отсюда».
Он знал, что к этому всё и придёт.
Поиграли и хватит.
Пора уходить.
Бросив последний взгляд на ушедшего глубоко в себя Торода, Конор сложил в ножны оружие и побежал к полукровке, маневрируя между имперцами и Сынами.
Омерзительно красное, грязное от метели и пламени небо изливало на землю тошнотворный свет, выхватывающий урывками детали бойни. Упыри и сехлины никого не щадили. Драугры просто жрали, а так как системы пищеварения у них не было, они просто выплёвывали куски человечины назад и продолжали дальше надкусывать дерущих горло воплями агонии солдат. Некоторые Сыны просто стояли, отупело глядя на это всё, леденея и каменея. Другие бежали. Третьи ещё что-то там пытались выдавить отважное, но рано или поздно всё равно оказывались прижаты к земле и заколоты.
Через это безумие он рвался, изредка ныряя под тела, чтобы спрятаться от огня.
Он горел заживо и помнил эту боль.
Больше не хотелось.
Найти бы только девчонку и свалить, прихлопнув по пути парочку имперцев, чем он активно и занимался.
Помогал, когда видел, как кого-то загнали в ловушку.
Милосердной рукой добивал раненых.
Карающей вонзал клинок в противников, поспевших сунуться к нему слишком близко, замедлить, отдалить от встречи с полукровкой.
У той ведь время было на исходе, он это чувствовал.
А секунды текли так медленно, пока он пробирался через ураганы стычек и трапезы упырей. Крики и лязг металла вторили его собственному отчаянному воплю, страху, что он не успеет, не дойдёт.
«Ты обещала продержаться, девочка. Так что держись. Я уже иду».
Он сбился со счёта, сколько раз поскользнулся в лужах всевозможных человеческих и упыриных выделений, сколько раз споткнулся о разбросанные повсюду тела, сколько глоток перезал его топор.
Недх умирал, а это была его предсмертная конвульсия, затянувшаяся на непозволительно долгое время. Последний вздох, последнее слово, полное боли и кошмара.
Он заберёт её отсюда. Как можно скорее.
Унесёт, врезав ей по лицу, если она не захочет. Она будет сопротивляться, конечно. Она возненавидит его за это.
Но выживет.
Струя пламени врезалась в столпотворение Сынов и имперцев прямо перед его глазами, зацепив и его. Конор заслонился ладонью, ощутив укус ожога в предплечье. Пошёл дальше, едва успевая отклоняться от мечущихся факелов, в которые обратились задетые огнём несчастные.
Ряды сражающихся и умирающих расступились, показав ему полукровку. С ней был Снор.
– Защищайте командира!
Но имперцев слишком много.
Их так много, что девчонка просто не успевает восстановить грёбаный щит. Ей не дают. Сыны укладываются замертво у её ног, исполняя приказ. Скоро рядом падает и Снор. Где-то позади хохочет Хруго, получив рубящий удар меча в плечо. Посылает имперца, захлёбываясь кровью. Клинок летит ему в лицо и попадает в глаз. Мгновенная смерть.
Полукровка всё ещё сражается. Даже когда вокруг неё никого не остаётся. Все защитники лежат вокруг, преданные до самого конца.
А она дерётся, окружённая со всех сторон. Так, как на Арене.
Нет, лучше.
Так, будто её уже ведёт ни месть, ни отчаяние, а что-то другое... То, чего Конор так и не осознал.
Возможно, поэтому он и сунулся за ней в ад.
За это что-то, известное ей, но ненавистное и одновременно восхищавшее его.
Она устаёт быстрее, чем до него наконец доходит, ради чего они здесь.
Быстрее, чем он успевает добежать до неё.
Быстрее, чем она раз за разом совершает ошибки из-за раненой голени.
Быстрее, чем она парирует удар меча, который входит ей под рёбра.
Она отбрасывает от себя имперца, который извлекает из неё сталь, одновременно с тем, как из её лёгких вырывается жуткий мокрый хрип.
Она ещё какое-то время размахивает клинком, в кого-то попадает, а где-то полосует лишь воздух. Следующий пропущенный удар распарывает ей шею.
Дальше Конор ничего не видит. Не помнит, как убивает. Не помнит, как вокруг становится пусто, как пришедшие на подмогу – слишком, блядь, поздно – Сыны теснят имперцев, но всё равно их столько... столько...
А считать нет времени.
Он возвращается в сознание, когда замечает, как полукровка, схватившись за шею, шагает к нему, распахнув глаза в ужасе, что вышибает весь воздух из груди. Она не верит. Не понимает.
И ей больно.
Но идёт, так упрямо и настойчиво, как шла всегда.
Меч выскользнул из её руки, пронзительно зазвенев, словно раненый зверь. Стукнувшись о землю, лезвие раскололось на сотни частиц. Следом пошатнулась полукровка.
Он летел к ней, уверенный, что сумеет поймать её, как в тот раз, на Арене. Подхватить в последний момент, чтобы услышать смех – чудовищный, громкий хохот спятившей к хуям девчонки, окончательно тронувшейся из-за всего, что они не заслужили.
Не заслужили.
Ни он, ни она.
Но смех по крайней мере дал бы понять, что она жива. Что это не она уснула, едва успев сомкнуть ослабшие руки вокруг его шеи и уронить голову на плечо.
Уснула?...
Он отстранил её и увидел, что она не дышала. Тонкая струйка крови тянулась по подбородку, спускаясь вниз, исчезая в раскуроченном горле. Лицо застыло умиротворённой маской.
Она словно бы и правда решила вздремнуть на мгновение, обняв его. Прикорнуть перед тем, чтобы снова броситься в бой.
Он встряхнул её. Раз. Два.
Три.
– Змейка?... – чей это голос? Чужой. Явно ему не принадлежал.
Он толкал это тельце, вопрошая и рыча, моля её, чтобы проснулась.
Чтобы вернулась к нему, как возвращалась всегда. Как солнце, что всегда поднимается на горизонте, какой бы тёмной не была ночь.
Но это солнце погасло, оставило его одного в кромешной тьме, ослепшего, потерянного.
