Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
Никто из старейших архиереев, по большей части уже не свободных, не одобрил этого акта, прежде всего, видя в нём превышение полномочий, данных митрополиту Сергию, только как заместителю Митрополита Петра.
Регельсон так определяет подготовку к изданию декларации: «Получив в НКВД справку о регистрации и о „неусмотрении препятствий к деятельности“, митрополит Сергий начинает страшное и непоправимое дело – целенаправленное изменение состава иерархии Русской Церкви. Теперь одно только несогласие с декларацией являлось поводом не только для отрешения от должности, но и для ареста, ссылки, казни. … Ссыльные епископы увольнялись на покой, возвратившиеся из ссылки и „неблагонадёжные“ епископы переводились на дальние окраины. Начались хиротонии и назначения бывших обновленцев и лиц, близких к митрополиту Сергию».
Посыпались к митрополиту Сергию заявления о неприятии его декларации, на что он часто отвечал прещениями. Создалась целая литература, обличающая новый путь митрополита Сергия. От него отделились все старшие епископы и составили то, что теперь называют катакомбной Церковью, наряду с Зарубежной являющиеся законными, каноническими правопреемниками Русской Православной Церкви Патриарха Тихона. Многие архиереи не только прерывали с ним молитвенное общение, но и пошли дальше, обвиняя его создателем раскола, … прямой измене Церкви…, и совершенно прерывая с ним всякое молитвенное общение. В феврале 1934 года осторожнейший Митрополит Кирилл в заявлениях и действиях митрополита Сергия увидел ересь, но по тактическим соображениям на этом подробно не останавливался.
Число отказывающихся от митрополита Сергия всё росло и росло. В 1929 году Регельсон отмечает арест 15-ти епископов, выступающих против декларации митрополита Сергия. Это только часть возмутившихся. Некоторой сводкой общей критической аргументации декларации митрополита Сергия, может служить приведённый Регельсоном со ссылкой на диссертацию Снычева, отзыв Соловецких епископов, которую мы здесь и приводим за невозможностью, по недостатку места, более полно привести другие бесчисленные протесты против декларации и действий митрополита Сергия в конце 20-х годов.
а) «Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства».
б) «Послание приносит правительству всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения. Такого рода выражение благодарности в устах главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви…»
в) «Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь».
По сути, декларация возлагает всю тяжесть вины на Церковь за то, за что сегодня прославляет сонм Новомучеников и Исповедников Российских. Предательство жертв гонений на Церковь тогдашних сергиан сравнимо лишь с лицемерием сегодняшних.
г) «Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917/1918 гг. От 3/16 авг. 1918 г.».
Это определение запрещало церковные наказания за политические преступления.
Однако все эти протесты практически ничего не достигали, ибо авторы их один за другим арестовывались и никем не могли быть заменены. Но скоро таковой же стала и судьба послушных митрополиту Сергию епископов. Политика Москвы была явно нацелена к физическому уничтожению епископата и клира. Это не скрывалось почти от народа и всеми верующими явно осознавалось.
И вот, в то время, когда верующие так тяжело страдали под гнётом окружающих их преследований, митрополит Сергий с четырьмя членами Синода в заявлении корреспонденту ТАСС заявил 15-го февраля 1930 года, будто «в Советском Союзе никогда не было и в настоящее время не происходит никаких религиозных преследований», что «церкви закрываются не по приказу властей, а по желанию населения, а во многих случаях даже по прошению верующих», что «священники сами виноваты, что не пользуются предоставленной им свободой проповеди» и что «Церковь сама не хочет иметь духовно-учебных заведений» («Беднота», 16 февраля 1930 года, цит. По книге С.В.Троицкого в книге «Размежевание или раскол», Париж, 1932 г., стр. 86–87).
Но вера в русском народе была далеко не уничтожена. Отчасти мы встретились с первыми плодами нелегального пастырства на родине. Марк Поповский пишет: «Катакомбная или подпольная Церковь возникла у нас в конце 20-х годов. То один, то другой священник исчезал из своего прихода, поселялся в тайном месте и начинал опасную жизнь изгнанников. В скособоченных домишках на городских окраинах возникали тайные молельни. Там служили литургии, исповедовали, причащали, крестили, венчали и даже рукополагали новых священников. Тайком, передавая друг другу условный стук в дверь, стекались туда верующие их дальних городов и областей. Туда шли за утешением, беседой, за радостью богослужения. Туда несли детей, вели стариков. Сколько таких очагов тайной веры существовало в стране, никто не знает».
Вот они – радости и успехи, вот они и неудачи сергианской Патриархии в союзе с большевистской властью. Отныне у них всё общее – кровь на руках одних и на осквернённых ложью и предательством алтарях других.
Ереси сергианства не суждено было пресечься. Поддерживаемая гражданской властью, находясь вне исцеляющего обличения на родине, она царствует и поныне. Об этом в следующей главе.
Московская патриархия и её патриархи
4-го сентября 1943 года неожиданно для всех состоялся в Кремле приём митрополита Сергия Сталиным. За два-три дня до того, митрополита, неожиданно для него, привезли в Москву, откуда за два года до этого, в октябре 1941-го года Сталин решил удалить возглавителей всех религиозных объединений. Митрополит Сергий и другие были направлены в Ульяновск, где им предоставили разные храмы. Теперь, спустя два года одновременно с митрополитом Сергием вызвали в Москву из Ленинграда митрополита Алексия (Симанского). Они присоединились к находившемуся всё время в Москве митрополиту Киевскому Николаю.
Рассказывают, что митрополит Сергий долго не мог решиться, в какой одежде ему предстать перед вождём. По положению предстоятеля Церкви он должен был бы явиться в митрополичьем облачении, но, не зная наперёд причины вызова, опасался гнева вождя. Решил надеть гражданское мирское платье. Сталин, увидав митрополитов, усмехнулся в усы и сказал: «Значит, меня боишься больше, чем Его…», – и показал пальцем на небо.
Не знаю, было ли то, но Марк Поповский живо описывает их встречу со Сталиным: «Всех троих доставили на приём кремлёвские машины. К полуночи иерархов принял Молотов. Сталин был ещё занят – слушал донесения с фронтов. Часа в два ночи (любимые рабочие часы вождя) Сталин, Молотов и митрополиты заняли, наконец, места вокруг богато сервированного стола. Началась беседа…. Сталин сказал, что советское правительство высоко ценит общественные усилия Церкви в настоящей войне, а также труды каждого из присутствующих по сбору пожертвований на нужды Красной армии. Сталин, радушно разведя ладони, спросил: „Что теперь мы можем сделать для вас? Просите, предлагайте“. И не дожидаясь ответа, сам сделал первое предложение: „У вас плохо с кадрами, нужно готовить новые кадры“…
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
