Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 163
Пусть хоть и так — через драму, но нашелся прадед, осветив своей гибелью путь дальнейших розысков.
Надо ли говорить, что кондуктор в царском поезде не проверял билеты у царя-батюшки и его свиты, а наблюдал за техническим состоянием состава. Кондукторы были и на флоте, и в армии. Виктор Шкловский пишет в «Заметках о Достоевском»: «Воспитанники Инженерного училища назывались не кадетами и не юнкерами, а кондукторами. Одна треть учащихся были прибалтийские немцы, треть — поляки». Железнодорожных войск в 1888 году в России еще не было, и кондукторами звался технический персонал поезда, сдавший соответствующие экзамены.
Я написал два письма: в Военно-исторический архив с просьбой найти дело георгиевского кавалера и фельдфебеля 111-го пехотного Донского полка, и в Государственный архив Литвы — запрос на уроженца Вилькомирского уезда Ковенской губернии Каралиса Константина Осиповича, 1848 года рождения. Меня интересовало: кто были его родители, мои прапрадед и прапрабабушка?
Литовский архив откликнулся скоро — на прекрасном русском языке, и, попросив сто долларов аванса, пообещал уложиться с поиском в два года.
20. Семейные тайны
Оно зияет в глубину —
сквозь мрак, тоску и грусть —
окно в забытую страну
с названьем кротким — Русь.
Глеб Горбовский
Могилы прадеда я не нашел — римско-католического кладбища в Петербурге уже не существует.
Как удалось выяснить, погост на пересечении нынешних Арсенальной и Минеральной улиц (бывшее Куликово поле) закрыли в 1939 году и немедленно приступили к его уничтожению, планируя устроить на его месте общественный парк. Красногвардейский райфинотдел стал сдавать в металлолом металлические решетки и кресты, надгробия перемалывались на щебенку, продавались дорожникам под бортовой камень тротуаров. И вдоль каких ленинградских улиц легли обелиски и надгробные монументы наших предков — остается только гадать.
Костел, спроектированный французом-католиком Н. Л. Бенуа, родоначальником художественной династии, в котором отпевали прадеда, стоит до сих пор на территории промышленного предприятия. Я поехал к этому костелу, к этому гектару земли, в надежде просто поклониться бывшему кладбищу, упокоившему предка. Кланяться было нечему — асфальт, бетон, автосервис, винные склады, рыжая овчарка у открытых ворот, с которой мне удалось поладить…
Было воскресение, шуршали опавшие листья, я прошел мимо бетонных корпусов, поражаясь безлюдью — словно все бросили и ушли — и подошел поближе к костелу, он стоял за сетчатым забором, на территории винных складов «Ароматный мир». Неподалеку от входа белел обреченный на снос склеп — рядом с ним высились свежие горы щебенки и стояла бетономешалка — автосервису требовалось развиваться. В окошке костела, под сбитым крестом, чистили перышки два сизых голубя. Я постоял, запоминая их, запоминая серую махину костела, склеп с крестом… больше запоминать было нечего. Поклонился и положил четыре осенние астры на обломок камня, торчащий из земли… И уже дома, просматривая свои бумаги, обнаружил, что мой визит на бывшее кладбище состоялся ровно через 115 лет после гибели прадеда…
А куда делся дед — штабс-капитан Павел Константинович Каралис? Расстрелян красными, ушел с белыми? Дома отец ничего не рассказывал о судьбе деда, словно его и не было. Но посмотрим, что он говорил по этому поводу бдительным кадровикам…
В архиве Октябрьской железной дороги мне разыскали личное дело отца.
Анкета 1936 года: «Служил ли в войсках или учреждениях белых правительств (где, когда и в каких должностях)», «Проживал ли на территориях белых, в частности не был ли у белых в плену и при каких обстоятельствах пленен».
В 1938 году строгие кадровики хотят знать: «Были ли колебания в проведении линии партии и участвовал ли в оппозициях (каких, когда)».
На все вопросы мой тридцатилетний родитель отвечает «нет».
В автобиографиях, написанных в разные годы, отец пишет о своем отце не просто туманно, а завираясь самым настоящим образом. Вначале — «с фронта не вернулся», затем «женился на другой», чуть погодя: «погиб в Германскую войну в 1915 г.» и к 1938 году: «Отец до призыва в армию 1914 г. работал чертежником у частных архитекторов (вот откуда семейное предание — «архитектор»!) и с тех пор с семьей не живет, по слухам он после выхода из армии женился на другой, жил в Великих Луках, работал Окружным инженером, в 1929 году умер». Так погиб или женился на другой? Это, как известно, две большие разницы. Но кадровики — что удивительно! — не ловят, так сказать, мышей.
Я написал запрос в архив г. Великие Луки, и следы деда-офицера нашлись именно там, в старинном русском городе-крепости на берегах реки Ловать. И хорошие, четкие следы — с адресом проживания, местом работы, окладом, путевкой в 1930 году в Ялту для поправки здоровья. Дед действительно работал в 1929 году окружным инженером по школьному, больничному, жилищному и промышленному строительству. «Социальное происхождение — сын кондуктора. Национальность — великоросс». Так и написано в архивной справке: великоросс. Нормально. Мать — Александра Адамовна Поплавская, католичка, отец — Каралис Константин Осипович, уроженец литовской земли, католик, а сын — великоросс! Все правильно: национальность — вопрос самоидентификации.
Но чем же «великоросс» отличается от «русского»? Толковый словарь объяснил мне, что ничем не отличается, это устаревшая форма, «то же, что русский». Но звучит величавее, чем прилагательное «русский» — великоросс! Пожалуй, так и буду теперь отвечать на вопрос о своей национальности. Если, конечно, спросят — в российских паспортах этот пункт уже отменили.
…Могилу деда, как и дату его кончины, я пока не нашел: у нас не очень-то чтят человека при жизни, а после смерти и подавно.
Что же произошло в нашей семье в 1917 году? Почему дед, прибывший после госпиталя штабс-капитаном и «прикомандированный к Главному Артиллерийскому управлению», и бабушка с четырьмя детьми оказались после октябрьского переворота в разных городах: в Великих Луках и в Тамбове?
Банальный развод кавалера боевых орденов с быстро постаревшей в нужде и заботах женой? Или вынужденное бегство — из квартиры на Невском проспекте, из бурлящей столицы, со срезанными офицерскими погонами в относительно тихую, но не очень далекую провинцию?
Не знаю. Или следует перевернуть архивы всех судов, где могли разводиться мои предки, или ждать счастливого случая, когда зацепочка сама явится в виде письма, записки или косвенных признаков. А может, оставить все как есть — пусть и у дедушки с бабушкой будет тайна?
Из тамбовского партийного архива прислали справку, из которой следовало, что моя бабушка Ольга Николаевна Каралис родилась в Ярославле, в семье портного, русская, мещанка, закончила четырехклассное начальное училище. До Февральской революции — домохозяйка. С сентября 1917 года работала помощником заведующего детским домом в Петрограде. В члены РКП(б) вступила в 1919 году в Тамбове, в период проведения «партийной недели».
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 163
