протяжении тысячелетий. Но исторически верные представления о генезисе российской полиэтничности также оказались искажены до неузнаваемости.
Приведенные данные пока никак не повлияли на этническую картину Восточной Европы в древности, и в науке по-прежнему мыслится так: где-то там на юге, ближе к Уралу были индоиранцы (еще не видевшие в глаза Индии и Ирана, поскольку стран с такими названиями еще не было), но они все до одного ушли, в центре же образовались балты, на севере оставались финно-угры, а славяне-русские пришли позже всех как колонизаторы.
Появление «балтов» в Восточной Европе отразилось и на толковании Волги: имя Волга из финской «зоны» перешло в «балтскую», и открылось тогда, что Волга — это балтская этимология, «валка» — небольшой ручей или ручей, текущий по болоту[862]. Как можно для величайшей реки Восточной Европы придумывать этимологию «небольшой ручей», с таким вопросом обращаться не к кому. Но видимо, повлияла привычка к финно-угорскому valg, хотелось чего-либо созвучного, нашли валку. Правда, у Гимбутас есть и другое предложение по этимологии, но тоже из балтских языков — этимологии подвластно все, что угодно.
Гимбутас полагала, что «название реки Волги восходит к балтийскому jilga — „длинная река“. Литовское jilgas, ilgas означает „длинный“, следовательно, Jilga — „длинная река“. Очевидно, что это название определяет Волгу как одну из самых длинных рек в Европе. В литовском и латвийском языке встречается множество рек с названием ilgoji — „самый длинный“ или ilgupe — „длинная река“»[863]. И «ручей на болоте», и «длинная река» — явная бессмыслица: первый вариант — своим полным несоответствием описываемому гидрониму, второй — наукообразной умозрительностью, вне связи с мифопоэтическим мышлением архаичных эпох. Не бродили предки литовцев, мигрировав в Восточную Европу из Зауралья, по восточноевропейским горам и долам, пытаясь измерить, какая река длинная, какая короткая. У носителей индоевропейских языков (ариев и древних русов) существовал культ поклонения рекам, поэтому принципы наречения гидронимов, особенно крупных основных гидронимов, были совершенно иными.
Нет смысла подробно останавливаться на тех гипотезах, которые циркулируют вокруг названия Волга, поскольку их множественность демонстрирует только явную беспомощность современной лингвистики, и так будет до тех пор, пока рудбекианистские утопии стоят на пути исследований. Тем более, что и рассматриваемая здесь проблема — это личные имена, т. е. иная часть ономастики. Однако спецификой древнерусской истории духовной культуры является тесная связь наиболее важных гидронимов и антропонимов. По моему убеждению, данный факт является дополнительным доказательством автохтонности древнерусской традиции на той территории, где эта связь обнаруживается, т. е. в Восточной Европе, что и иллюстрируется явным тождеством названия главной реки Восточной Европы Волги, имя которой размножено в Волгарицах, Воложках, Волошках и др. как в бассейне Волги, так и за ее пределами, с былинными, летописными и календарными именами Вольги, Волга, Олега и Ольги.
Соответственно, для рассматриваемой темы важно отметить, что в результате упомянутых историографических коллизий у лингвистов зацементировалось убеждение, что название Волга, следовательно, и имена Вольга, Вольг или Елга нельзя толковать из русского, потому что в праславянском, как его понимает современная лингвистика, сомнительно наличие корня волг-. А если для какого-либо русского имени лингвистика не в состоянии подобрать славянскую этимологию, то в девяти случаев из десяти такое имя провозглашается… скандинавским! Однако подгоняя под финно-угорские названия, решили, что корень волг- в древнерусском названии Волги, также как в древнерусском имени Волг/Олг корень или постоянно сохраняемая основа есть вол-/ол-, остальная же часть в этих словах подвержена изменениям.
Еще в XIX в. высказывались мысли о том, что Волга — двуосновное имя, где корень вол-, а га- есть второй компонент, в названиях рек обозначавший гидроним: Онега, Пинега, Синюга или озеро Синего в Московской области и пр., и также как и первый, никакого отношения к финно-угорским языкам не имевший. Изучая гидронимы Поволжья, Прикамья и Русского Севера и сравнивая их с данными названий на юге и в центре России, А. И. Соболевский пришел к выводу о том, что эти области были населены носителями индоевропейского языка — языка автохтонного населения Восточной Европы, которое Соболевский называет скифским, по его словам, «впредь до подыскания более подходящего термина»[864]. Я в своих работах для языка автохтонного населения Восточной Европы начала использовать такой «более подходящий термин» как язык древних русов, т. е. язык, лежащий у истоков древнерусской языковой традиции.
Все уточняющие лингвистические характеристики оставляю лингвистам, здесь же ограничусь примером из работы Соболевского: есть река Сеньга как приток Клязьмы и есть такой аналог этого гидронима как река Синьговка/Сеньговка в Калужской губернии (бассейн Днепра). Соболевский проводит параллель с названием Синега в двинской грамоте XV в., известное как Синюга, приток Вели, с отсылкой к работе Огородникова, у которого отмечены Сенеж или Синеж, Сенежское озеро на севере Московской губернии, которое в Степенной книге названо как Сенего или Сенег. В силу взаимозаменяемости именных компонентов — га/-г и — жа/-ж в русском языке Соболевский присоединяет к этим примерам Разнежскую заводь или Разнежский затон на Волге (несколько выше реки Суры). Другой пример: есть река Cora, приток Согожи, притока Шексны, но есть и Сага — две речки в Черниговской и одна в Курской губерниях (бассейн Днепра), вариантами названий которых выступают Сеготь, Сегозеро и Сига (=*Сега?) в Смоленской губернии (бассейн Днепра), а также название озера Сиг (с урезанным га-) в Тверской губернии[865]. Ну, какие здесь могут быть финно-угорские языки? Все чередования в конечном именном компоненте га- хорошо объяснимы из русского языка.
К приведенным примерам из Соболевского можно добавить результаты исследований В. П. Васильева по архаичной топонимике Новгородской земли. Согласно Васильеву, такие гидронимы как Онега, Онига являются историческими вариантами гидронима Онегость, т. е. данные сокращенные формы есть не что иное, как отражение на топонимическом уровне закономерности усечения соответствующего антропонима на — гость. К реальности такого рода имен на иных славянских землях, можно добавить, например, надпись «Доброга» на корчаге не позже XI в., обнаруженной при разборке руин Успенского собора в Киеве[866]. Данная работа Васильева представляет, на мой взгляд, ценнейшее исследование, но относительно трактовки именного компонента — гость хотелось бы внести некоторые корректировки. Совершенно согласна с мыслью о вторичности гидронима, но не относительно антропонима, а относительно теон-ма, поскольку по моему убеждению, такие имена с конечным компонентом — гость (Радогост, Велегост) и др. были изначально именами божеств или обожествленных предков. Без учета аспекта сакральности понять
