– Почерк вроде не совсем женский, твердый, – размышлял вслух Новицкий. – Однако строчки, дойдя до края листа, сбегают вниз – так пишут гимназистки и курсистки…
– Сходите, Андрей Павлович, – упрашивал Витте. – Хоть какое, а развлечение. Не на край света, в конце концов вас зовут – на шлюпочную палубу, к спасательной лодке номер семнадцать. Это никуда и спускаться-подниматься не надо, наша палуба! Кругом фонари – да вы, никак, боитесь, голубчик?
– Если я чего и боюсь, то только очутиться в смешном положении, – буркнул Новицкий, продолжая рассматривать письмо. – Что ж, если вы настаиваете – извольте, схожу. Хоть вас развеселю, Сергей Юльевич.
– А вы сегодня брились, Андрэ? – продолжал резвиться Витте. – Вдруг придется целовать руку даме?
– Попрошу Матвея пока у вас посидеть, – решился Новицкий. – Я не думаю, что это надолго: скорее всего, дама с подружками притаятся где-нибудь и будут хохотать над наивным секретарем русского вельможи.
Пройдя длинным коридором, он поднялся на несколько ступеней по короткому трапу, миновал нишу дежурного стюарда и вышел на шлюпочную палубу.
Лайнер-гигант рассекал волны в полной темноте. Дул холодный ветер, и даже звезд не было видно из-за сплошной облачности. Ругая себя за то, что поддался на подначивания Витте, Новицкий свернул налево, прошел мимо нескольких шлюпок, вглядываясь в их номера. Ага, надо переходить на другой борт, сообразил он.
Узкий участок палубы, вдоль которого высились шлюпбалки с закрепленными в них лодками, был освещен только в самом начале: дальше фонари не горели. Качка почти не ощущалась, и Новицкий быстрым шагом направился в темноту, желая как можно скорее покончить с этим дурацким приключением и вернуться в теплую и уютную каюту. Он почти не смотрел по сторонам, не оглядывался и не увидел, как за его спиной из-за шлюпки № 8 бесшумно вынырнула какая-то тень и натянула поперек прохода шнур с яркой табличкой:
Halt! Durchgang nicht!
Gehen Reparaturarbeiten[233]
На ходу он сосчитал шлюпки – семнадцатая по счету была предпоследней. За ней в темноте угадывалось что-то белое. Платье? Неужели его и вправду кто-то ждет?
Подойдя поближе, он разочарованно вздохнул: так и есть! Розыгрыш… На последней шлюпке колыхалась от ветра наброшенная на таль белая тряпка.
– Идиотские шутки! – громко произнес Новицкий, и начал поворачиваться, успев краем глаза заметить метнувшуюся к нему тень.
Отреагировать он просто не успел. От удара по затылку тяжелой рукояткой револьвера перед глазами вспыхнули яркие круги, вслед за тем он потерял сознание.
Очнулся он от оплеух, которые отвешивал ему склонившийся над ним человек. Застонав, Новицкий хотел поднять руку, чтобы защититься от ударов, и только тут сообразил, что кисти скованы за спиной наручниками.
– Очнулся, сука? – шепнул голос.
Сильные руки подняли его за плечи, прислонили к шлюпке. Новицкий открыл рот, чтобы спросить – что от него нужно, и опять не успел: незнакомец ловко и грубо запихал ему в рот скомканную тряпку. Вслед за этим незнакомец замахнулся револьвером и одним ударом сломал ему ключицу. От ярко полыхнувшей боли Новицкий снова потерял сознание и тяжело осел на палубу.
Ют быстро обыскал неподвижное тело, нашел и забрал смит-вессон. Сзади за поясом, в специальном кармашке брюк, у Новицкого были свои наручники – подарок старого приятеля Медникова. Найдя их и подумав немного, Ют застегнул один браслет на левой кисти Новицкого, а второй защелкнул на основании шлюпбалки.
Ют оглянулся, прислушался: никто и ничего. Он достал из кармана фляжку, отхлебнул, отдышался и принялся снова приводить Новицкого в чувство.
Когда тот со стоном открыл глаза, Ют вплотную придвинул свое лицо к лицу своего пленника и начал задавать вопросы:
– Ты меня слышишь? Слышишь? Витте знает, куда ты пошел? Мигни один раз, если знает, ну! Не желаешь общаться, сука?
Ют вдавил ствол револьвера в плечо Новицкого, где пульсировала острая боль от сломанной ключицы. Тот приглушенно замычал, попытался отползти в сторону, но наручники не пустили.
– Тихо, не дергайся! Ответь – и я не буду больше бить. Спрашиваю еще раз: Витте знает?
Новицкий мигнул и снова с ненавистью уставился в лицо противника.
– Так! Знает. Это хорошо. Второй вопрос: Витте знает твой почерк? Твою руку он знает? Мигни два раза, если не знает. Ударить тебя снова?
Плохо соображая от боли, Новицкий мигнул два раза, еще не понимая, чего хочет от него этот человек.
Ют выпрямился, достал из кармана портсигар и спички, закурил.
– Твой шеф начнет беспокоиться минут через пятнадцать, – тихо заговорил он. – Отлично! К этому времени я отнесу ему записку – якобы от тебя. Слушай: «Дорогой С. Ю., у меня произошла большая неприятность. Умоляю – помогите! Следуйте за моим другом и никому пока ничего не говорите. Потом посоветуемся – что делать дальше. Ваш Андрей». Не слишком длинно, сучонок? Ладно, сойдет! Он должен пойти, он помчится – ведь ты спас ему жизнь в поезде! Людская благодарность – глупая и ненужная штука. Однако она бывает полезной для таких, как я… Когда он придет, я сброшу его в море. И тебя вслед за ним. Хочешь знать, почему ты еще не за бортом, сучонок? Я нынче добрый, могу пояснить: чтобы Витте увидел тебя здесь, лежащего. И поменьше при этом глядел по сторонам, понял?
Докурив папиросу, Ют швырнул окурок за борт и снова склонился над Новицким:
– Последний вопрос, сука: у Витте есть при себе наличные? Мигни один раз, если есть… Нету? А что же у него? Чековая книжка? Аккредитивы? Ага, аккредитивы! Именные или на предъявителя? Именные? Жалко… Не врешь, жандармская тварь? Тебе-то все равно уже будет, в море… Ты когда в воде окажешься – не трепыхайся, чтобы меньше мучиться, понял? Выдохни весь воздух, и утонешь быстро… Ладно, лежи, а я пошел. Не скучай, сучонок!
…Ют был волком-одиночкой, и товарищей сторонился еще с гимназии. Поэтому он и любил поговорить сам с собой – или в крайнем случае с бессловесным противником. Можно было понаблюдать, как у беспомощного противника текут слезы от ужаса или бессильной ярости. Как он дергается, тщетно пытаясь освободиться… Можно было порассуждать и над трупом только что убитого врага – правда, это было не так интересно.
Но нынче, рассказывая Новицкому о своих ближайших планах, он сделал ошибку. Он позволил обманутому и попавшему в ловушку противнику прийти в себя и максимально сконцентрировать свою волю. И еще Ют недостаточно тщательно обыскал Новицкого…
Когда Ют упруго зашагал к свету, Новицкий не стал терять времени. Глухо подвывая от боли через грязную тряпку, воняющую мазутом и еще чем-то страшно едким, он сел на палубу, постаравшись придвинуться как можно ближе к шлюпбалке, к которой был дополнительно пристегнут.
